Ну вот, свершилось, гордый переводчик готов открыть карты.) Это, мне кажется, был самый лучший текст, который мне доводилось переводить, и мне даже страшновато его выкладывать. Но для себя я от него все уже получила, так что делюсь с другими ДА-фанами. Спасибо Нестану за предварительную вычитку и одобрение, и замечательному автору, которая меня мотивировала даже больше, чем сам текст. Feel free to comment.) Шапка грубо переведена с авторской моими кривыми руками.
Название: Гнев и Дева (оригинал - Wrath and the Maiden)
Рейтинг: R
Спойлеры: Origins, частично Awakening
Пэйринг: технически отсутствует, не учитывая бывших связей и безответных чувств
Длина: ~9000 слов
Саммари: Спустя много лет после Мора, Алим Сурана, Страж-Командор Ферелдена и эрл Амарантайна, зовет свою старую подругу Лелиану, ныне путешественницу на службе короны, исполнить его последнюю просьбу.
Автор: ferasha
Переводчик: Sole Fire
Разрешение на перевод: получено
Гнев и дева
-одноактная пьеса для двух актеров с двумя стульями-
Она запомнила его не таким.
Она запомнила его не таким.
В последний раз они виделись на королевской свадьбе. Он стоял рядом с Анорой, и хотя предполагалось, что никого, более прекрасного, чем королева в день своей свадьбы, быть не может, весь Ферелден смотрел только на него. Анора, казалось, была не против; она с довольным видом прогуливалась с ним вокруг, благодарная за все то, что получила – включая своего мужа. Алистер тоже был там, все еще немного сердитый из-за случившегося, особенно из-за того, что Анора продолжала настаивать на благородном самопожертвовании ее отца, словно бы все его предшествующие злодеяния можно было простить, потому что он умер. Но все-таки недавно коронованный монарх послушно следовал за своей новобрачной и прежним названным братом, и даже пытался время от времени выглядеть царственно. Чаще всего получалось более чем забавно, учитывая Алистерову неуклюжесть – благослови его Создатель – однако и банны и простой народ находили это очаровательным, поскольку он напоминал им о своем старшем брате, которого любили, как мало какого правителя до него. Улицы усыпаны были цветочными лепестками, везде были слышны радостные возгласы "ура", столь громкие, что сам Создатель наверняка их слышал. Такая замечательная вещь – свадьбы.
Такой счастливый конец.
Она все еще помнила, что было на нем в тот день, в последний раз, что они виделись. Одежды черного бархата и бледно-голубой парчи, с парой серебряных крыльев, вышитых на рукавах – немного показной наряд, но очень элегантный – и его длинные, до пояса волосы цвета спелой сливы были тщательно уложены, и их удерживала единственная украшенная драгоценными камнями заколка. (Она часто гадала, красил ли он волосы, или же Создатель просто одарил эльфов этой особенностью, о которой люди могли только мечтать. Иногда она нарочно присматривалась, пытаясь заметить что-либо – другой оттенок корней, к примеру – однако ничего не обнаружила. И не набралась смелости спросить.) На любом другом мужчине все эти побрякушки выглядели бы смешно – ленты и броши, шелка и заколки для волос – но он - он в них выглядел изысканно. Он был как радуга среди преимущественно серых и коричневых цветов Ферелдена; наблюдая, как он каждое утро тщательно выбирает наряд, словно бы на бал собирался, а не на сражение с порождениями тьмы, она вспоминала о днях в Вал Руайо. Она помнила, что где бы они ни появлялись – в провинциальных тавернах или дворцах аристократов – люди всегда бросали разговор и таращились на него с благоговением: на лицах их отражалась смесь изумления и зачарованности. И тогда он всегда едва слышно смеялся, так тихо, что слышала только она и больше никто.
Добрые старые дни.
Он был невысок даже для эльфа – разве что на пару дюймов выше Огрена – и несмотря на всю свою внутреннюю силу казался внешне очень хрупким. Да, он мог собственноручно поджарить целую толпу порождений тьмы своей магией, но его деликатные черты вызывали впечатление, что ему все время нужна защита пары сильных вооруженных рук. Такой миниатюрный, хрупкий. Совершенно непохожий на тех мужчин, что причинили ей однажды столько боли. Иногда она гадала, не в этом ли причина того, что ее так к нему тянет.
Однажды она даже думала, что влюблена в него. Но это было почти целую жизнь тому назад.
С тех пор, как они все разошлись разными путями, она жила счастливой жизнью. Жаловаться было не на что. Она побывала с экспедицией на Глубинных тропах, и сумела узнать много нового о природе порождений тьмы; ее миссия принесла столь важные плоды, что даже Страж-Командор Вейссхаупта прислал ей письмо, в котором написал о своей признательности. Она написала две баллады, каждую из которых очень бурно встретили: название одной было Проклятие Затриана, а другой – Падение тейрна Логейна Мак Тира, и хотя последнюю заказала Анора, она искренне постаралась изобразить тейрна как вызывающего расположение трагического героя, чье падение стало следствием его пыла и гордости. Она слышала, что бродячие труппы превратили обе баллады в очень удачные представления. На полученные за свои изыскания деньги она отстроила церковь в Лотеринге. И еще она много путешествовала, в Орлей и обратно (иногда по личным делам, иногда с официальными миссиями, доверенными ей Анорой), в Неварру и Вольную Марку, и даже в Империю Тевинтер. Она много видела, много слыхала, и совершила множество дел. Иногда эти ее приключения, несмотря на то, что они не были такими уж значительными, казались ей более напряженными, чем их поход против Архидемона. Мор теперь, после всех этих лет, казался чем-то вроде давнего сна – будто бы никогда не происходил – но это было обычным делом, как ей говорили.
Во время своих путешествий она часто мысленно составляла письма к нему. Она представляла, как рассказывает ему о многих вещах, которые видела – о том, что его бы очаровало или позабавило, или даже лично заинтересовало бы. Например, как маги Тевинтера все еще властвуют в ранее столь славном городе Минратоусе, чей медленный упадок показался ей одним из самых волнующих и романтичных зрелищ, которые она когда-либо видела; или как она наслаждалась разнообразием цветов, запахом пряностей и шумом, создаваемым голосами, разговаривающими на дюжине различных языков на одном из известных базаров в Вольной Марке. Она написала бы о самых новых прихотях моды орлесианского двора, или о том, как Алистер и Анора отлично сошлись, несмотря на малообещающее начало. Однако она ни разу не написала ни одного слова. На то были свои причины – она была женщиной дела, путешественницей, лидером, и у нее не было лишнего времени, которое стоило бы потратить на давно утраченную дружбу.
А дружба была утрачена, сомневаться не приходилось. В тот день, во время королевской свадьбы, когда он ушел из дворца, намереваясь послушать приветствия, которыми его встречали благодарные жители Денерима, глядя ему вслед, когда он уходил из зала, она ощутила, как что-то в ней сломалось. Она знала, что эта история – закончена, и сейчас он ушел и из ее жизни тоже. И несмотря на подступившие слезы, она одновременно испытывала облегчение, словно освободилась. Пугающее, и одновременно очищающее чувство.
Иногда, даже довольно часто, она гадала о том, встретятся ли они еще раз. Казалось даже странным то, что это все еще не произошло – он ведь был Стражем-Командором Ферелдена, и к тому же эрлом Амарантайна, а она – одной из самых прославленных искателей приключений на королевской службе, так что в какой-то момент они вполне могли бы пересечься. Однако он уединился в небольшой крепости на севере, и не изъявлял никакого желания участвовать в политике при дворе, или в общественной жизни Денерима, а она, с другой стороны, не горела желанием отправиться в Амарантайн, чтобы с ним повидаться.
Она не знала, почему избегает его, особенно если учесть, что расстались они более, чем дружеским образом. Однако нужно было признать, что иногда она представляла, как они увидятся – как она расскажет ему о множестве вещей, как крепко обнимет его.
Несмотря ни на что, она все-таки скучала по нему.
Возможно, вот почему она почувствовала такую растерянность, когда стояла в кабинете Стража-Командора – огромной, безобразной комнате с холодными стенами и шкафами, полными пыльных книг, которые столетиями никто не читал – и смотрела на этого странного маленького эльфа, который было до жестокого знаком ей, и все же совершенно не был на него похож. После всех этих лет, после всех слов, которые она знала наизусть и мечтала произнести, когда они наконец увидятся, сейчас ей совершенно нечего было сказать.
- Давно не виделись, Алим. – произнесла она наконец. И изумилась тому, какие банальные слова выбрала. А еще бард.
Он улыбнулся, и на какое-то мгновение она усомнилась в том, он ли это вообще. Дело было не в том, что он выглядел старше – в конце концов, ее собственное лицо тоже покрыто было морщинками, которые никакое количество пудры не могло скрыть, и к тому же, все труднее было зашнуровать на себе прошлогодние платья – нет, он выглядел иначе. На нем была бесформенная шерстяная туника неопределенного цвета, а коротко подстриженные волосы выглядели тускло-каштановыми (значит, он все-таки их красил).
Усталое, опустошенное выражение на его лице только усиливалось той самой татуировкой вокруг глаз, похожей на бабочку, которая ранее придавала ему экзотическую прелесть, а сейчас выглядела, как темные круги после бессонных ночей. Он даже на тень себя былого не походил.
Это было почти как предательство.
Она задумалась над тем, под каким бы предлогом как можно скорее уйти.
- Я очень ценю то, что ты нашла время повидаться со мной, Лелиана. – сказал он. Даже голос его звучал иначе – никакого чувства в нем не было, никакой игривости.
Она улыбнулась и кивнула – вовсе не сердечной улыбкой, а сухой, профессиональной. Если он и заметил это, то не отреагировал. Тот мужчина, что привел ее в кабинет – Серый Страж с кислым выражением на лице, который определенно занимал не последний пост здесь, в Башне Бдения, хоть и представился просто как Натаниэль – вежливо поклонился и вышел из комнаты.
Командор (все-таки, это и вправду был он?) указал на два кресла, стоящие возле камина – это приготовление явно подразумевало, что разговор должен был получиться длинный – а затем налил им выпить, даже не спрашивая, хочет ли она. Она заметила, что бутылка недавно была откупорена, и уже наполовину пуста. Странно. Много лет назад, если бы ее спросили, у кого из Серых Стражей была предрасположенность к решению проблем алкоголем, она бы скорей указала на Алистера.
Молчание, повисшее между ними, было довольно неловким.
Ей стало интересно, где Зевран.
- Как Алистер? – наконец спросил он. – Не видел его где-то лет пять уже.
- Вполне неплохо, король из него хороший, - ответила она. – Были недавно некоторые проблемы с баннорном – некоторые банны продолжают требовать выбрать новую королеву, которая сможет рожать детей, в основном те, у кого есть дочери на выданье – но с этим нам не так сложно справиться.
Неожиданно ее зацепило то, как она неожиданно использовала слово «мы». Ему явно было все равно – никакого впечатления эта денеримская сплетня на него не произвела, и он продолжал пить в молчании, выглядя очень маленьким в резном, чрезмерно большом кресле. Заметно было, что он избегал смотреть в глаза.
- Где Зев? – спросила она. Несколько мгновений, прежде чем ответить, он молчал.
- Его здесь нет.
- Он вскоре вернется? Я бы очень хотела с ним повидаться.
Даже несмотря на то, что одно время она считала Зеврана соперником, она совершенно искренне по нему соскучилась. В конце концов, она ведь не только в конце концов стала испытывать расположение к антиванскому разбойнику, но даже нашла эльфийскую пару очаровательной, и защищала их, когда все прочие члены отряда начали сплетничать. Своим хвастовством, чувством юмора и прежде всего практической натурой, Зевран бы наверняка развеял напряжение, царившее в комнате. По крайней мере, он знал бы, как нарушить тишину. Забавно, поскольку это она обычно умела легко начинать и поддерживать разговор, но прямо сейчас ничего не получалось.
- Он не вернется. – покачал головой Страж-Командор. – Мы больше не вместе. Собственно, уже много лет назад все кончилось. Думаю, он в Антиве. Когда я слышал о нем в последний раз, он был там.
Никаких эмоций на его лице не отразилось. В какой-то степени ее не должно было это удивлять – Зевран ведь был неисправимым искателем наслаждений, который превратил свою неспособность быть верным единственному партнеру в кредо, а эльф-маг и сам был любителем пофлиртовать, что ей пришлось испытать на себе – и все-таки частично она была разочарована. Такая чудесная история – убийца-распутник, который нашел свою истинную любовь в мужчине, которого его послали убить – даже нечестно, что счастливого конца не получилось. Но такова была настоящая жизнь, об этом она знала, и это только доказывало, что самым важным для сказителя было умение вовремя закончить свою историю. Иначе никаких счастливых окончаний не было бы.
- Это не Зевран виноват, - вдруг сказал Страж-Командор, чуть менее ровно, чем раньше, и на мгновение ее удивило это ничем не спровоцированное желание защитить прежнего любовника.
- Почти сразу же после Мора, перед тем, как я сюда перебрался, Зев получил письмо о том, что кое-какие дела в Антиве нуждаются в его присутствии. Без меня он уезжать не хотел, сказал, что подождет, пока я укреплю свою позицию, как Страж-Командор, но я лично упаковал его вещи и проводил. Как только он приехал – сразу же начал писать мне письма о том, как скучает, как мечтает обо мне, как мы всегда будем вместе, когда он вернется – всю эту романтическую чепуху. Я ни разу не ответил. Через какое-то время он стал писать по-другому. Заметно было, что он расстроен тем, что я не отвечаю. Затем начал злиться. Затем он впал в отчаяние и искренне написал, как сильно меня любит – можешь себе это представить? – но я сжег письма. Затем он стал угрожать мне, как вернется сюда, и вытащит меня из крепости за волосы, нравится мне это, или нет. Я знал, что он такого никогда не сделает, но после письма обрезал волосы. Просто так. Затем, в какой-то момент, письма перестали приходить, - эльф-маг грустно улыбнулся. – И это хорошо, это значит, что он наконец перешагнул через нашу связь.
Он осушил свой кубок одним глотком.
- Надеюсь, он счастлив, где бы ни находился.
Она смотрела на него в изумлении. Трудно было поверить в то, что она только что услышала.
Частью она хотела ударить его, заорать – ты, бессердечный дурак, да ты хоть представляешь себе, что ты с ним сделал, как он изменился ради тебя, как трудно ему было лишиться всех своих масок и убеждений, и все ради тебя, а в конце концов ты его бросил без причины и объяснения, просто так? Ты разве думаешь, что после того, что с ним по твоей вине произошло, он хоть кому-то будет доверять, хоть кого-то полюбит? Дыханье Создателя, ты взаправду думаешь, что он может быть счастлив?
Но нет, они оба были слишком стары для таких сцен. К тому же, что-то очень печальное было в Страже-Командоре. Он выглядел усталым, надломленным, и трудней всего было представить себе, что однажды этот мужчина носил изумительной красоты одежды, и волосы его были невозможного цвета, и он подчинил весь Ферелден своей воле. А теперь остался только маленький эльф в большом кресле.
Что за несчастье его так изменило?
Она решила изменить тему.
- Ты сказал, что хочешь со мной увидеться по важному делу, Алим.
- Верно. – кивнул он. – У меня есть просьба. Есть дело, которое мне надо завершить. Ты единственная, к кому я могу обратиться с просьбой, потому что ты поймешь.
Он замолчал, словно бы нуждаясь в паре мгновений, чтобы взять себя в руки и назвать то, о чем хотел попросить. Что же это могло быть, подумала она, чувствуя, как сердце бьется быстрее, словно перед битвой.
- Я хочу, чтобы ты кое-какого разыскала, для меня. – наконец сказал он.
На мгновение перед ней забрезжила надежда.
- Хочешь, чтобы я нашла Зева, да? – переспросила она, искренне улыбаясь. – Хочешь, чтобы я отправилась в Антиву, и привезла его?
Он уставился на нее в изумлении. Совершенно очевидно было, что просьба заключалась не в этом. Улыбка медленно исчезла. Во второй раз с момента прибытия в Башню Бдения, она почувствовала себя преданной.
- И кто тогда? – прошептала она, и только потому, что она была тренированным бардом, ей удалось скрыть раздражение в голосе. – Не говори мне, что Морриган.
- Трусики Андрасте, нет, - подпрыгнул он, и, хмурящийся, на мгновение показался почти таким же, каким был прежде, но затем слишком, слишком быстро возвратился к прежнему мрачному Стражу-Командору.
- После того, как она оставила нас тогда, ночью перед последней битвой, только потому что я отказался принимать участие в планах ее матери – той самой матери, которую она попросила меня убить, заметь – мне совершенно неинтересно, что с ней могло случиться.
Много лет назад, когда воспоминания о Море были все еще свежи, она увидела, будучи при орлесианском дворе, загадочную темноволосую женщину в платье тяжелого алого бархата с золотой вышивкой. Они незаметно кивнули друг другу, и на официальной аудиенции Ее Величества Императрицы вели себя, как совершенно незнакомые люди. Наедине они никогда не разговаривали, а когда она в следующий раз побывала при дворе, темноволосой женщины уже не увидала, хотя слухи о ее влиянии на Ее Величество были весьма популярны среди орлесианской аристократии.
Но эту историю Страж-Командор вряд ли желал бы послушать.
- Тогда кто, Алим, скажи наконец? – настояла она.
Он поерзал в кресле, налил себе еще (Создатель милостивый, как тяжело было видеть его таким изможденным), а затем наконец поднял лицо, встречаясь с ней взглядом.
- Как хорошо ты меня знаешь, Лелиана? – неожиданно спросил он.
Этот вопрос ее озадачил. Хуже всего было то, что она понятия не имела, как ответить.
Все же, она тщательно попыталась подобрать слова.
- Я бы осмелилась сказать, что знала тебя достаточно хорошо, но это было в прошлой жизни. К тому же, я не уверена, что мы можем вообще говорить, будто бы по-настоящему знали друг друга.
- Настоящий бард, - засмеялся он, и в этом смехе прозвучал странный обертон, легкий намек на неуравновешенность. – Ты всегда умела находить слова. К тому же, ты очень близка к правде.
Он подался вперед в своем кресле, и тени от камина, танцуя на его лице, сделали его еще старше. Грустная улыбка медленно превратилась в ухмылку, и, вероятно, он напомнил бы прежнего себя, если бы ухмылка не была такая кривая. Не алкоголь ли подействовал, подумала она.
- Позволь, я расскажу тебе историю, Лелиана, - прошептал он. – Ты любишь истории, правда же? Думаю, эта тебе понравится. Знаешь, однажды давным-давно, в Башне Круга, где магов запирают, отгораживая от остального мира, жил ученик по имени Алим Сурана, которого привели туда в раннем детстве.
Она вскинула брови, подозрительно глядя на него, и он засмеялся.
- Не волнуйся так, Лелиана. Не такой уж я сумасшедший, и не стану говорить о себе в третьем лице. Я просто хочу, чтобы ты поняла – по-настоящему поняла – как это было, жить запертым в той проклятой Башне, с Церковью, сковывающей нас своими правилами, считающей нас низшими существами только потому, что мы были рождены с даром. Ты хоть представляешь себе, как много людей, которых я видел, глубоко себя ненавидели, веря в то, что Создатель никогда их не полюбит, потому что что они – «нечистые»? Церковь делала все, чтобы укрепить это мнение, и убить в нас все следы амбиций, заставить повиноваться, - вздохнул он. – Магия существует, чтобы служить людям, не для того, чтобы править ими. Как убедительно. А маги, у них вообще нет никаких прав? Все, чему нас учили – чувство вины, будто бы нас можно было обвинять во всем, начиная с порождений тьмы, проклятия, нависшего над миром, или в том, что Создатель однажды просто решил собрать вещи и уйти.
Хотя в его голосе была такая злоба, направленная на то, что она столь высоко ценила, она почти рада была услышать эту длинную тираду. Это напоминало о том, каким он прежде был. Когда-то они целыми ночами обсуждали природу Создателя, и даже несмотря на то, что большую часть времени ни к чему общему они не приходили, ей запомнилось то, как нравились ей твердость его убеждений, и как горячо он защищал свою точку зрения. Иногда он казался ей таким милым во время этих вспышек, что она с трудом обращала внимание на то, что именно он говорил, и очень сложно было противостоять желанию обхватить его руками, и смеяться, и пропускать сквозь пальцы волосы цвета спелой сливы.
Только вот ничего милого сейчас не было в Страже-Командоре.
- Я ненавидел жизнь там, - продолжил он. – Ненавидел Церковь за то, что она заперла нас в той ловушке. Ненавидел храмовников – рыцарей без страха и упрека, всегда бдительных, всегда высматривающих мельчайшие ошибки. Они так радовались, когда кого-либо из нас превращали в усмиренного, или еще лучше – убивали на Истязаниях. Ненавидел таких, как Ирвинг и Винн – таких уверенных в своей правоте, охотно притворяющихся в своих жалких политических играх, которые давали им иллюзию контроля. И ненавидел тех несчастных, которые интересовались запретными книгами и экспериментовали с магией крови, веря в то, что это сделает их сильными, находящимися вне системы. И внешний мир я тоже ненавидел. Когда я покинул Башню, то даже не знал, что хуже – мягкотелые эльфы-слуги, которые отворачивались от меня, словно стыдились того, что один из них оказался постыдным образом замешан в магии, или заносчивые люди с их замечаниями вроде «с каких это пор остроухим разрешили разгуливать в таких фасонистых платьицах?»!
Он изменил голос, подражая, когда произносил последнюю фразу, и это почти, почти вызвало у нее улыбку.
- Каждый раз, когда я это слышал, я находил еще более необычный наряд, - закончил он, хмурясь.
Она помнила, каким чувствительным он становился, когда дело доходило до того, что он являлся эльфом и магом. Был случай, который она не упомянула в своей балладе – в долийском лагере, когда мабари, которого он везде таскал за собой, начал лаять на Затриана, и Страж не сразу обратил на это внимание, а Хранитель (такой неприятный мужчина, но как литературный персонаж - великолепный) назвал и эльфа и пса «бездумными тварями, которых вырастили люди и превратили в орудие убийства». Только мольба Зеврана предотвратила соглашение Стража с оборотнями.
Тогда его гордость казалась ей достойной восхищения, и разве что немножко пугающей. Конечно же, она казалась ей частью его обаяния.
Сейчас же она задумалась над тем, как можно было не заметить всю эту ненависть. Как, ради Создателя, она могла решить, что это было обаяние? Наверное, она была тогда слишком юна.
- Кто-либо иной, - продолжал он тем временем, делая еще глоток, - счел бы Серых Стражей чудовищными, со всеми их секретами, ложью, страшными ритуалами. Кто-либо иной негодовал бы, навсегда лишенный возможности жить нормальной жизнью. Но не я. Не то, чтобы они предложили мне план побега – я и так собирался покинуть Башню сразу после Истязаний, любым способом – они дали мне могущество. Внезапно, судьба всего Ферелдена зависела от меня. Я должен был собирать армии. Я должен был делать решения. Я имел значение. Все – благородные, гномы, даже чертовы храмовники – должны были слушаться того, что я скажу. Это было все то, чего я всегда желал. На Собрании Земель все зависело от меня – от меня, от эльфа и мага – решение, кто будет жить, кто умрет, кто займет трон. То мгновение стоило всех кошмаров этого мира.
Он усмехался, и глаза его поблескивали из тени татуировки – знакомые черты его лица исказились так, что ей едва удавалось его узнать. Действительно ли он так жаждал власти тогда? Для него происходящее было игрой в силу и магию, приправленной юношеской злостью, которая должна была служить подоплекой для всех тех замыслов? Она помнила, каким скромным он всегда становился возле Винн, упокой Создатель ее душу, всегда подбирая ей самые лучшие подарки, терпеливо слушая ее наставления – старая дама обожала его, и все же, судя по всему, он все время высмеивал ее за спиной.
Она подумала о том, не высмеивал ли он всех их.
- Я лгал, я жульничал, я использовал людей как орудия, и выбрасывал их, как только переставал нуждаться, - гордо продолжил он. – И если ты думаешь, что я делал это ради спасения Ферелдена, ты ошибаешься. Я делал это только потому, что я мог это сделать.
- Тогда твои действия не казались мне такими, - уронила она, поколебавшись. – Вероятно, я ошибалась.
Маг-эльф покачал головой, и несмотря на этот тревожащий блеск в глазах, она увидела отблеск теплого чувства на его лице, словно бы он о ней искренне заботился. Он все больше сбивал ее с толку, этот Страж-Командор. Зачем он все это ей рассказывал? Нарочно пытался заставить ее испытать отвращение к нему? Это была часть плана, необходимого для его дела?
Больше всего ее изводило то, что она не могла разобраться – притворство ли это все, или наоборот, этот угрюмый тщедушный эльф и был его настоящей личностью. Она не могла представить себе этого Алима смеющимся на солнечном базаре в Вольной Марке, или исследующим улицы Минратоуса рука об руку с ней, или провоцирующим скандалы при орлесианском дворе, чтобы посмеяться над этим, или окрашивающим волосы. Или даже читающим все те письма, что она не написала.
Несколько минут они сидели молча и пили, не глядя друг другу в глаза.
Она заговорила первой.
- Давай вернемся к тому человеку, которого ты хочешь найти. Это не Зевран, не Морриган. Винн мертва, Алистер в Денериме, а Огрен рядом за углом, спит в собственной блевотине, как этот парень, Натаниэль, сообщил. Тогда кто – Стэн? Или Шейла? Или этот твой маг крови – Йован, нет?
Страж-Командор покачал головой.
- Нет. Это совсем другой человек.
Она вопросительно выгнула бровь.
- Я его знаю?
- Да и нет. – вздохнул он. – Ты его видела, но не знаешь.
- Значит, мужчина. – кивнула она, пытаясь вспомнить, какие важные личности им встречались за тот год, что они провели вместе, и кто из них все еще мог бы быть жив, и неизвестно где находился.
- В башне был некто, воплощающий все, что я ненавидел, - начал он, - человек, храмовник, такой юный и идеалистичный, весь добродетель и набожность, и при этом полагающий, что понимает несчастных магов, которых охраняет. Этот тип храмовников я презирал более всего. И хотя он был очень добр – той искусственной, снисходительной добротой ко всем нам – я заметил, что на меня он поглядывает странно. Знаешь, как будто заинтересован во мне. И я решил это использовать против него.
- Ты соблазнил храмовника? – спросила она, и на мгновение очень четко увидела юного Алима, проворачивающего подобный фокус, и юную Лелиану, ругающую его за это сквозь смех. – Это была часть твоего плана побега после Истязаний?
- Нет. Ничего подобного. Я не хотел его использовать, я хотел его мучить, - произнес он со счастливой улыбкой. – Поставить его на место, поставить под вопрос его веру, его долг, и показать ему, каким извращенным и презренным он был, когда желал меня, одновременно пытаясь быть примерным рыцарем. И я ни разу не сделал ничего, чтобы прямо его спровоцировать, о нет. Я действовал очень тонко. Был при нем застенчивым и милым, невинно ему улыбался, глядя прямо в глаза. Задавал множество вопросов и восхищался его терпением и целеустремленностью, пока он пытался мне ответить и краснел так, словно бы собирался взорваться. Я старался, чтобы он случайно заходил в спальню учеников как раз когда я был полураздет, с распущенными волосами. Он всегда извинялся – даже хотя я несколько раз ему говорил, что он ничего не сделал, мы же оба мужчины – и выбегал из комнаты, а затем я находил его в часовне, молящимся.
Страж-Командор театрально скорчил гримаску, то самое игривое выражение, от которого у нее раньше начинало быстрее колотиться сердце, но его лицо в морщинах портило впечатление.
- Позор его был тройным, - продолжил он. – Я был магом, эльфом, ко всему еще и мужчиной, и все же он таращился на меня с таким обожанием, что его высмеивала вся Башня. Когда его назначили присутствовать при моем Истязании, я подумал – отлично, что бы ни случилось, у этого идиота рука не поднимется навредить мне, так что даже если я не справлюсь, мне все равно удастся сбежать. Прочие даже спорили, свихнется ли он, или останется при своем уме. Было очень, очень забавно!
Страж-Командор захихикал, и потянулся к бутылке налить себе еще. В это мгновение в ее памяти внезапно всплыло лицо, искаженное болью, сбивчиво бормочущее о преступных видениях и постыдном вожделении, умоляющее принести смерть всем магам.
- Создатель милосердный, - выдохнула она. – Ты же говоришь о том мальчишке перед Залом Истязаний.
- Это он, да, - кивнул он и сделал глоток. – После того, как те демоны до него добрались, бедолагу, вероятно, целыми днями осаждали видения, в которых он имел меня всеми возможными способами. Наверное, этого для него оказалось многовато; не странно, что он несколько повредился умом. Я слышал, что вскоре после Мора он совсем слетел с катушек, и принялся убивать. Прирезал нескольких учеников, прежде чем сбежал – никто не знает, куда.
- Так ты… - она заколебалась, поскольку все становилось слишком странным – Ты хочешь, чтобы я нашла его для тебя?
- Да. Приведи его ко мне, живым и невредимым.
- Зачем?
Ее и саму удивил собственный голос – то, как быстро, но тихо, она задала вопрос – правда, она имела полное право получить ответ.
- Давай ограничимся тем, что я кое-что ему задолжал, - ответил он, а затем добавил быстро, - Я, конечно, заплачу тебе за работу.
Из всего, что она этой ночью услыхала, эта последняя фраза покоробила ее больше всего. После того, что они вместе прошли – он всерьез считал, что она попросит плату?
Нет, это был не он, не тот человек, которого она любила, которому доверяла.
Она помнила, как он обнимал ее той ночью, так много лет назад, после того, как они разделались с Маржолайн – с женщиной, которая однажды значила для нее целый мир, и видя смерть которой, она не обронила ни слезинки. Она заплакала только после возвращения в лагерь. Страж всегда выглядел хрупким, маленьким, но все же, когда он ее обнял, ей показалось, что в его руках ей безопасней всего во всем мире. Он утер ее слезы, поцеловал в лоб, и шепнул, что стыдиться ей нечего. Она ведь сильная женщина, настоял он, женщина, не созданная для затворнической жизни, созданная для приключений – быть бардом было у нее в крови, естественным было путешествовать, исследовать. Она заснула уже под утро, положив голову ему на плечо, и даже сейчас могла вспомнить тот успокаивающий запах его волос, смесь дорожной пыли и душистого масла. И та ночь изменила ее жизнь больше, чем что-либо другое, это она знала наверняка. Она сделала из нее ту женщину, которой она была сейчас, помогла ей обрести мир, а он – он стал для нее чем-то вроде личной легенды, необычно, постоянно присутствуя в глубине ее души. Одна мысль о нем вызывала у нее улыбку. Возможно, вот почему она так долго избегала их встречи, словно зная, что для того, чтобы легенда жила, настоящий Страж должен был исчезнуть из ее жизни.
Она поверить не могла тому, какой глупой оказалась, решив принять приглашение Стража-Командора. Этот мужчина, это изможденное, озлобленное создание, столь настойчиво продолжающее свои отвратительные излияния, которые она не хотела слышать, не имел никакого права порочить память о ее Алиме.
Она чувствовала себя так, словно узнала о чьей-то смерти.
- Не нужно будет никакой платы, благодарю, - холодно произнесла она. – Но если ты действительно хочешь, чтобы я исполнила твою просьбу, тебе придется предложить объяснение более подробное, особенно после всего, что ты рассказал. Я могу вообразить много вещей, которые ты мог задолжать человеку, бывшему жертвой твоих игр, но я хочу услышать об этом от тебя. Иначе я немедленно уйду, и буду рада, если мы никогда не увидимся.
Неожиданно она поняла, каким облегчением было обращаться к нему так жестко.
- Не понимаю, Алим, - слова прозвучали до странности громко – в полный голос она давно отвыкла говорить. – Ты все время говоришь о том, каким амбициозным манипулятором был, как злился на всех, как ждал нужного момента, чтобы обрести могущество, и вот чем все закончилось? Разве ты не должен быть в Денериме, сидеть позади Алистерова трона, и строить с Анорой заговоры, принимать решения, тянуть за ниточки?
Вопросом, который скрывался за этими словами – она поняла его, когда произносила их – было «Почему я живу твоей жизнью, Алим?», однако осознание так ужаснуло ее, что она немедля отшвырнула эту мысль.
- Ты ведь мог бы так жить, сам знаешь, - продолжила она с чуть меньшим пылом. – С твоим положением никто бы и слова не сказал – напротив, все бы только поприветствовали тебя на этом месте. А ты здесь, добровольно закрылся в своей крепости, в последний раз был на людях чуть ли не десяток лет тому назад. Ходят слухи, что ты давно умер, Алим, и каждая версия твоей смерти еще безумней предыдущей, люди говорят, что Алистер продолжает опровергать это, чтобы поддерживать репутацию Стражей. Извини, что говорю тебе это, но если ты хотел стать влиятельной личностью и достичь власти – боюсь, у тебя ничего не получилось. Все, что осталось – история о Море, и благодаря Аноре все начинают верить, что его завершение – заслуга Логейна, не твоя. А по твоей жизни здесь, в крепости, мне все больше кажется, что ты только перебрался из одной Башни в другую.
Он молча смотрел на нее, и по безрадостному выражению на его лице видно было, что он и сам хорошо знает все сказанное. Кричать на него – тоже не приносило удовольствия.
А затем он, к ее изумлению, начал смеяться – звук получился пронзительным и одновременно сдавленным, его легко было перепутать с рыданием.
- Но ведь, дорогая моя Лелиана, - тихо произнес он, - я ведь плачу тебе во время нашего разговора. Моя история – и есть твоя награда.
Она нахмурилась.
- Тогда ты плохой рассказчик.
- Зато ты – хороший, - с триумфом улыбнулся он. – Вот потому я и выбрал тебя для этого задания. Потому мне и нужно, правда нужно, чтобы ты поняла.
- Что я должна понять , ради Создателя? - она вновь повысила голос. – Ты сбиваешь меня с толку с того самого мгновения, что я приехала. Зачем мне приводить к тебе этого человека? Не говори, что хочешь просить у него прощения –для твоего Призвания еще слишком рано.
Он перестал смеяться, и поднялся, подходя к камину, словно бы хотел бросить бутылку в пламя. К своему разочарованию, она поняла, что он не так уж пьян. Причиной его поведения было не спиртное.
- Чтобы объяснить тебе это, нам придется возвратиться к началу истории, где был ученик Алим Сурана, - пробормотал он. – Помнишь, это разгневанный юноша, запертый в Башне, полный ненависти, и уверенный в том, что он лучше всех, кого он знает.
- Ты говорил, что не станешь рассказывать о себе в третьем лице.
Страж-Командор прикусил губу.
- Я говорю не о себе.
На миг ей захотелось обвинить его в том, что он снова играет – но затем она увидела его сумрачный взгляд.
- Дыханье Создателя, - прошептала она. – Ты не шутишь…
Печальная улыбка его стала шире, и он кивнул, а затем глотнул прямо из бутылки.
- Что именно ты знаешь об Истязаниях?
- Только то, что ты мне однажды говорил, - быстро произнесла она, стараясь понять, что происходит, и ощущая, как нарастает внутри паника. – Как испытание зрелости для магов. Они отправляют ученика в Тень, чтобы он в одиночку сразился с демоном. И если он проиграет…
- Тогда бедняга становится одержимым, - бесцеремонно завершил он ее предложение. – А затем храмовники убивают его, и Ирвинг произносит трогательную речь, а имя того, кто потерпел неудачу, больше не упоминают, и все счастливы. Пожалуй, кроме ученика, но они в любом случае расходный материал.
Страж-Командор перестал улыбаться.
- Понимаешь ли, Лелиана, Алим не прошел свое Истязание.
Продолжение в комментариях
Wrath and the Maiden by ~Shunkarion on deviantART
@настроение: сижу в углу и жду фидбэка
@темы: DAO-mania
-
-
16.07.2011 в 15:21- Прости, что?
Страж-Командор взглянул ей прямо в глаза, словно оценивая впечатление, вызванное его словами. Затем опустил взгляд, и издал тяжелый вздох, рассеянно проводя рукой по своим волосам, и на мгновение ей показалось, что он сдерживает слезы.
- Он был проницательным маленьким мерзавцем, тот демон. Наверняка знал, чем приманить Алима – притвориться потерянным, беспомощным, восхищаться эльфом-умницей, словно бы копируя поведение Йована. Очень хитро. И он знал, что предложить – влияние и силу, такую могущественную формулу. Работает всегда. Конечно же, как мог амбициозный, энергичный эльфенок не попасться в эту ловушку?
- Алим, - голос ее задрожал, когда она произнесла его имя. – О чем, ради Создателя, ты говоришь?
- Он меня обманул, Лелиана, - по щеке Стража скатилась слеза, но она испытала облегчение от того, что он снова говорит о себе, как обычно. – Заставил меня поверить, что я сорвался с крючка, что я справился, знаешь. Что я – особенный. Блестяще прошел Истязания. Избран стать Серым Стражем благодаря моему великолепному таланту. Пережил ритуал посвящения, потому что был сильней других. Собрал армию, избрал короля, остановил Мор, приняв самое лучшее решение, и всех, всех нас сделал победителями, даже Логейна, не приняв участие в безумных планах Морриган. Но нет. Это был вовсе не я. Это все демон.
Теперь он тихо плакал, и Лелиана поднялась из своего кресла, чтобы подойти к нему. В это мгновение ей стало понятно, что весь вечер она держалась на расстоянии – и теперь впервые подошла так близко, чтобы прикоснуться к нему. Вблизи, такой жалкий, без всех своих украшений и красоты, он казался еще более уязвимым, чем она помнила. Она протянула руку, собираясь положить ее на его плечо, но затем остановилась.
- Пожалуйста, успокойся, Алим, - произнесла она, чувствуя себя глупой из-за неспособности найти слова более подходящие.
- Но я говорю тебе правду, Лелиана! – голос его показался ей неожиданно юным для мужчины его возраста. – Ты бард, ты можешь отличить выдумку от реальности! Не говори только, что ты верила, будто бы мы живем в волшебном мире, и озлобленный, похожий на девчонку эльф из Башни Круга, у которого единственной отрадой в жизни было издевательство над храмовником, действительно мог спасти мир, остаться в истории, как Герой Ферелдена, без какой-либо помощи демонических сил?
- Я склонна верить, что такие вещи возможны, да, - спокойно ответила она, - и вот потому этот мир так замечателен, а жизнь стоит того, чтобы жить.
Это ты меня научил, подумала она, но ничего не сказала.
- Ты так наивна, Лелиана, еще больше, чем Алистер, - издал он смешок сквозь слезы. – Барды всегда живут в своих историях. Хорошо, как хочешь. Но я знаю. Демон мне сказал. Сразу после Мора, он явился мне во сне. Начал издеваться надо мной – высмеивал мою злость, мои амбиции, мою гордыню, даже внешний вид. Сказал мне, что я посмещище: ничто из того, что я совершил, не являлось моей заслугой. Алим был оболочкой, носителем, телом: одержимым. Он осмеивал меня, Лелиана, смеялся и указывал пальцем, и говорил, что какое-то время спустя люди начнут замечать… И Зевран. Он продолжал повторять, что Зевран умен, он придет в ярость, когда поймет, что я его обманывал, хитростью заставил его влюбиться. Он сказал, что Зевран предпочтет плюнуть мне в глаза, бросить меня, возможно, даже попытается завершить то, за чем отправили его Вороны. И мне пришлось отправить его прочь.
Медленно и осторожно, она прикоснулась к его плечу в надежде, что это его успокоит. Он вздрогнул, словно бы ждал этого все время, и сам прильнул к ней, как ребенок обвил ее руки вокруг себя. Он был маленьким, она могла даже положить подбородок на его макушку, и тело его казалось еще более тонким, чем она помнила. Ей было неловко, она словно разрывалась между ощущением, что в ее руках находится хрупкий инородный предмет, который хотелось бы отдать кому-нибудь, и, в противоречие, что теперь, наконец-то, все правильно.
- И все продолжается, Лелиана, - продолжил он, положив голову ей на грудь и все еще сжимая в руке бутылку. – Это проклятое существо не умолкает. Всякий раз, что я гляну в зеркало – я вижу его. Он со мной играет, понимаешь, никогда не подчиняет мое тело полностью, но всегда делает так, что я ощущаю его присутствие. Он заставляет меня жить в вечном страхе. Я пытался себя убить, но он мне не позволил, о нет. Поэтому я решил .что лучше всего будет запереться в крепости. Здесь, по крайней мере, никто не осуждает мое угрюмое поведение, или интересуется тем, почему я желаю уединения. И я даже иногда принимаю посетителей, изредка, хотя Алистер, кажется, предпочитает избегать меня с тех пор, как мы в последний раз виделись. Знаешь, даже Огрен избегает меня. Это не очень важно. Натаниэль хорошо справляется с тем, чтобы управлять орденом и эрлингом от моего имени, даже лучше, чем я сам бы мог справиться. Ты знаешь, что он Хоу? Жизнь полна неожиданностей.
Ее рубашка уже промокла от его слез – странно, сейчас они были такими же, как и в ту ночь после гибели Маржолайн, только поменялись ролями. Действительно, неожиданности… Он шмыгнул носом, и ей захотелось обнять его крепче, но ей казалось, что его кости не выдержат, сломаются.
- Но у меня все еще осталось кое-какое достоинство, - произнес он, отирая тыльной стороной ладони глаза, и ей стало понятно, что полинявшая татуировка выглядела совсем как размазанная краска. – У меня есть право выбрать, как я умру. И я могу обмануть демона. Вот потому он мне и нужен, мой храмовник. Я знаю, что он совершенно тронутый умом – это я его таким сделал, и это одна из вещей, которые мне удалось совершить самому – но ты, вероятно, заметила, что мое состояние ненамного лучше, так что пара из нас получится замечательная. Я согласен, что кто угодно другой мог бы справиться не хуже, но я хочу, чтобы это сделал он. Чтобы его рука держала меч. Чтобы он сделал то, что полагается храмовнику: убил одержимого.
Он снова начал смеяться.
- Ты понимаешь, правда?
- Да, Алим, - прошептала она.
- Я знал, что ты поймешь. Потому я и позвал тебя, - он притянул ее ближе. – Видишь, конец получится замечательным, как в твоих историях. Круг замкнется, старые долги будут оплачены, рассказ завершится так же, как и начался, и будет захватывающим. Больше ничего я не могу желать, правда же? А теперь пообещай, что ты приведешь его ко мне.
- Обещаю, - и она поцеловала его в лоб.
- Значит, все решено? – прошептал он, и в голосе его она услышала облегчение.
- Да.
Так они некоторое время стояли, молча. Он уронил бутылку, и она упала, не разбившись, покатилась по полу. Осторожно, стараясь не разомкнуть их объятий, она села на пол, и увлекла его за собой. Он забрался ей на колени, как дитя, и она гладила его жесткие, лохматые волосы, находя это ощущение удивительно приятным. Пламя в камине начало угасать, и она заметила, как же холодно и темно было в его комнате.
Раньше она уже слышала об этом, да, но впервые видела своими глазами. В Тевинтере было даже особое слово для обозначения – но на то это был Тевинтер, в нем было множество особых слов для магов. (И в этот миг она поняла, что они никогда не пройдут по улицам Минратоуса рука об руку, и едва не расплакалась, но сдержала слезы.) Они были очень хрупки, маги, их так легко было разрушить, словно бы Создатель забрал у них часть устойчивости в обмен на дар магии. Не странно, что они так часто ломались.
В Тевинтере, так говорили, обычно это случалось с молодыми – с юными, чрезвычайно талантливыми, амбициозными магами, чья сила быстро возрастала за короткое время – у них возникала эта болезнь. Не в состоянии удержать в целостности свою реальность, они просто сходили с ума. Воображать об одержимости было обычной формой этой болезни, так ей говорили. Для магов так было проще – внезапно им находилось с кем разделить тяжесть на своих плечах, на кого указать пальцем, находилось кого обвинить. Иногда они творили чудовищные вещи из-за этого нового оправдания – каждое злодеяние легко можно было объяснить, сказав «демон заставил меня сделать это». Иногда, впрочем, они избегали общества, жили затворниками, и проводили все дни, сражаясь с воображаемыми демонами своего создания.
Иронично, Алима можно было считать одним из более-менее удачливых.
-
-
16.07.2011 в 15:21О, как же она его когда-то любила.
Вскоре ей придется его покинуть, обещание было обещанием. Она оставит его в одиночестве в этой темной, пыльной комнате, слишком огромной для такого маленького создания, продолжать пить и не смотреть в зеркала, но затем вернется. Насколько быстро, она сказать не могла – выследить безумного храмовника, который исчез так много лет назад, было нелегко, но она была самой лучшей. Она найдет этого человека, и притащит его сюда, в Башню Бдения, даже если придется разыскать его среди мертвых. Как она справится с сумасшедшим, ей было неизвестно сейчас; надо будет что-то выдумать по дороге – главное то, что она приведет его сюда, в кабинет Стража-Командора. А потом она поцелует Алима в лоб в последний раз (или, может быть, в губы, она не была уверена), выйдет из комнаты, запрет дверь, и оставит их наедине. Она уже чувствовала, насколько трудно это будет – отпустить его, как страстно она будет желать его тепла, едва разомкнув объятия, и ей все труднее было сдерживать слезы.
Долго это не продлится. Храмовник, конечно же, кровожаден, а Алим не станет сопротивляться. Хотя, кто знает; возможно, Алим был прав, и демон действительно существует, и тогда эта сцена в самом деле превратится в настоящее очищение. Она поймала себя на том, что втайне надеется на это, потому что тогда все это испытание обретет смысл, хотя ей было понятно, что вероятность этого мала. Когда все закончится, она вернется в комнату, и избавится от свидетеля – не первого и не последнего безумца, которого она отправит на тот свет – и тогда, только тогда она разыщет этого парня Хоу, и объяснит ему то, что произошло. Она не знала еще, как много деталей придется утаить, и до какой степени можно ему доверять, но предположила, что обещание полностью восстановить честь его семьи, и его назначение Стражем-Командором поможет делу. В конце концов, у каждого есть своя цена, главная сложность – найти то, что можно предложить. Затем она велит ему отправить тело покойного Командора в Андерфелс, и прежде чем покинуть крепость, напишет формальное письмо Стражу-Командору Вейссхаупта, подписавшись как Лелиана Глубинных Троп, и попросит о самых торжественных похоронах, какие только возможны, поскольку эльфийский маг был не только членом ордена, и героем, остановившим Мор, но и ее дорогим другом.
Затем она вернется домой, в Денерим, запрется у себя в комнате в одиночестве, и будет плакать часами, днями, неделями, неважно, сколько, пока ее слезы не иссякнут.
А затем, когда все закончится, она напишет историю.
Она уже слышала строки, возникающие в ее голове. Это будет история любви, конечно же, должна быть таковой, люди всегда предпочитают истории любви другим жанрам. В этой истории храмовник не будет сумасшедшим, только обремененным долгом, предписанным Церковью, и виной из-за запрещенной любви, а маг искренне полюбит его в ответ, полюбит больше жизни, а затем Серые Стражи увлекут его к его судьбе. Это будет рожденная под несчастливой звездой любовь, какая редко случается в настоящей жизни, истинный архетип, то чувство, чистый пыл которого может изменить мир, вдохновить мечты, заставить впечатлительных дам падать в обморок от избытка страсти. И конечно же, будет демон, почему бы и нет – внутренний враг, нынешние зрители обожают такие сюжетные повороты – но он будет настоящим демоном Гнева, яростным и диким, и он будет бесноваться и рычать, и искушать мага после каждого решения, что он примет. Но Алим будет сопротивляться, мудрый и сильный, как истинный герой, надеющийся только на собственный ум и совет своих товарищей, и, конечно, он всегда будет побеждать, милосердно пощадив былого спасителя народа, увенчав истинного короля, победив Архидемона и сделав Ферелден лучше. Зрители будут очарованы.
А в конце – а ей придется немного сдвинуть во времени концовку, чтобы приблизить ее к Мору и избежать этих темных лет в крепости – храмовник должен будет противостоять магу во имя долга, но, встретившись, они наконец признаются в любви друг другу (она видела почти, как глаза дам блестят от слез, когда дойдет до этого), и соединят свои силы против демона. Однако история не может на этом закончиться, прийти к обычной счастливой концовке. Трагедии трогают сердца куда сильнее, и рисуют героев более запоминающимися – как Авелин Смелую, или Алиндру и ее солдата, или, из последних, тейрна Логейна Мак Тира. Поэтому история о Маге Алиме и его Рыцаре-храмовнике должна завершиться слезами, великолепной сценой, в которой они побеждают демона, однако оба оказываются смертельно ранеными, и последний вздох их будет в объятиях друг друга (или даже лучше, Алим умрет, а Храмовник покончит с собой, открыто признавая свою любовь), и все это должно сопровождаться трагической тирадой о жестокости судьбы, уготованной магам. (Она уже сейчас могла сказать, что эта последняя сцена вызовет возмущение, но готова была пойти на риск, и полагала себя достаточно влиятельной, чтобы удержать тяжелую руку церковной цензуры).
Это будет долгая история, длиннее, чем все ее ненаписанные письма, если собрать их вместе. Она позаботится, чтобы ее перевели на все возможные языки, и отправит ее в Орлей, в Вольную Марку, в Тевинтер, во все те места, где они никогда не побывали вместе, так, что каждый уголок мира узнает имя Алима. А затем, она уже решила, что сделает из истории представление, сделает сама, чтобы убедиться, что ее верно разделят на действия, и что финал будет достаточно эмоционален, чтобы зрители уходили из театра в слезах. Она лично выберет актера, который будет Алимом, даже если ей придется перевернуть каждый камушек в Тедасе, чтобы отыскать подходящего эльфийского юношу.
Она научит его, как говорить, ходить, встряхивать волосами, и он будет красивым, даже красивее, чем сам Алим был в тот день королевской свадьбы, и весь Ферелден полюбит его так же, как она влюбилась, целую жизнь тому назад. Она уже слышала рукоплескания, крики, всхлипы – о, она разобьет им сердца, как мало каким из былых писателей удавалось, и заставит их запомнить его. Маг Алим станет величайшим, трагичнейшим героем нации, его красота и сила сделают его легендарным, и его смелость вдохновит грядущие поколения.
А что касается ее… Иногда правда ничего не значит. Иногда воспоминания можно подправить. Окруженная своим собственным изложением великолепия Алима, повторяющая свою историю вновь и вновь, она, возможно, через какое-то время сама в нее поверит. Если бы она могла выбирать – такую судьбу она бы себе выбрала – но уже сейчас, в этой темной комнате, обнимая Стража-Командора, положившего голову ей на грудь, она чувствовала, что этого выбора ей не дадут.
Он шевельнулся и тихонько застонал. Она поцеловала его в висок, а затем медленно прислонилась к стене, так, чтобы ему было удобнее отдыхать в ее руках. Создатель действительно идет загадочными путями – когда она пришла в крепость этим вечером, ей казалось, что это величайшая ее ошибка со времени первой улыбки, что она подарила Маржолайн. Но сейчас она сидела на полу, слушала его сердцебиение, и мечтала, чтобы рассвет никогда не наступил.
- Спой мне, Лелиана. – прошептал он.
И она запела.
-
-
16.07.2011 в 20:14-
-
17.07.2011 в 00:15-
-
17.07.2011 в 12:00Если смотреть со стороны Лелианы, то становится понятно её разочарование в начале. Но сложно поверить, что она действительно разочарована, все таки в ней то и дело вспыхивает огонек былого отношения к Суране. Но есть замечательная мысль, которая мелькнула в её голове: «Почему я живу твоей жизнью, Алим?». Очень многое объясняет всего одна эта строчка.
И тот Сурана, который нам предстает, по-началу кажется демонстративно холодным и немного безумным. Хуже, что дальше он усиливает свой образ, рассказывая, как он всех ненавидел и презирал. Что скрывается за этими словами? Испытание. Были ли они правдой? Решать каждому для себя. Что решила Лелиана - мы увидели в конце. Вполне вероятно, что он устроил тоже самое испытание и Алистеру, и еще кому-нибудь, с кем был хорошо знаком. И судя по-всему, многие не прошли его, посчитав, что эльф как минимум и правда был такой ужасной личностью (если вообще были подобные разговоры). Впрочем, Зевран тому самое большое доказательство. Отсюда и одиночество, и затворничество.
И теперь - важный момент.
Для Лелианы, которая понимает, что случилось с Сураной. Похоже ли, что она поверила, будто Сурана не прошел Истязания? Очень похоже. Но только для того, что бы выполнить задание. И здесь есть еще одна важная вещь. Верит ли Сурана сам, что он не прошел испытание и стал одержимым? Ровно на половину. Ровно на столько, что бы действительно облегчить свое нынешнее положение. Это заметно по тому, что словами он говорит одно, а слезы на лице показывают вовсе другое. Все на самом деле просто. Его груз ответственности оказался непосильно большим в какой-то момент времени, и он это осознал. А осознав, переоценил заново свои героические поступки. Сколько могло потребоваться времени, что бы сказать, что "это не я герой"? А что происходит дальше с человеком, который знает, каким он был, и не верит, что смог стать лучше? Можно сказать просто - сумасшествие. Но это не совсем подходящее слово. Потому что те страдания, которые пришлось Суране испытать не идут ни в какое сравнение с сумасшествием.
А был ли тот самый демон на самом деле? Был. Но только для одного человека.
Этот рассказ - словно дремучий лес, даже можно сравнить с той самой Тенью! Если зайти, то можно потеряться, выйти на болото и утонуть, так и не поняв, в чем смысл. А если продолжать идти, то придется вытерпеть весь спектр сомнений, ранящее стрелой удивление, разбивающее как удар молота сочувствие, и пронзающую словно острейшее копье грусть. Останется ли что-то, что можно будет сказать, когда выйдешь из этой Тени? Да. Одно слово. Больно.
В анализирующую часть комментариев не вложено ни капли стараний, потому что данный рассказ анализировать может только тот, кому интересен смысл поступков героев и происходящего. Мне это кажется скучным в данном случае, но раз нужны комменты для обсуждение - то пожалуйста, вот мои мысли.
А этот рассказ создан, что бы насладиться чувствами. Чувства же выразить мне хватило одного слова.
-
-
19.07.2011 в 19:38Я, наверное, вряд ли смогу сказать что-нибудь очень умное об этой истории. Уж больно сильно она бьет, прямо в сердце (а я представляю каково тем, кто всегда брал Сурану - мой-то удел это Махариэль)
Этот текст он великолепен - язык, образы, отношения. Легкими штрихами намечены целые сюжетные линии, умирание в одной фразе.
Он прекрасен и его стоило подарить русскому фандому.
Но... такое ощущение, что я отошла на минутку из любимого мира, а, вернувшись, обнаружила только дымящиеся руины. Все так, все реально, все достоверно, но...
-
-
19.07.2011 в 23:39Да, вот я особо настроена на Суран - и я помню то ощущение, которое у меня было, когда я дочитала; ходила просто оглушенная, ничего не соображая, в каком-то болезненном восторге. Ну, после того, как пару минут рыдала, как ненормальная. Слишком сильно и эмоционально. Блин, я боялась этого текста до чертиков, его же не переводить - через себя пропускать надо было. До сих пор считаю, что не дотянула, в оригинале язык куда выразительней и лаконичней, мне кажется. Ну, типичные трудности перевода, впрочем...а выполировывать его мне довольно нелегко.
Но... такое ощущение, что я отошла на минутку из любимого мира, а, вернувшись, обнаружила только дымящиеся руины. Все так, все реально, все достоверно, но...
Но одновременно становится жутко, когда понимаешь, что так могло бы быть по игре. Детали из эпилогов особо играют на это впечатление.
Но зато ни один хэппи-энд меня так не пробирал. Вот правду говорил Уайльд, когда писал, что "There is no Mystery so great as Misery" - и больно, и тяжело, и просто прекрасно.) Катарсис, таки.
Не плакай. У автора есть еще один фик, там центровой компаньон ГГ - Зевран, как здесь Лелиана, его много, и я тоже планирую его перевести.)
-
-
20.07.2011 в 00:04Но одновременно становится жутко, когда понимаешь, что так могло бы быть по игре. Детали из эпилогов особо играют на это впечатление. Да, учитывая то, что происходит в игре - могло быть.
Но зато ни один хэппи-энд меня так не пробирал. Вот правду говорил Уайльд, когда писал, что "There is no Mystery so great as Misery" - и больно, и тяжело, и просто прекрасно.) Катарсис, таки. А я вот одноклеточная) Люблю ХЭ)
Не плакай. У автора есть еще один фик, там центровой компаньон ГГ - Зевран, как здесь Лелиана, его много, и я тоже планирую его перевести.) Он тоже дарк?
-
-
20.07.2011 в 10:39Я считаю, что ты восхитительно перевела текст
Мррр, спасибо.))) Но я все-таки чувствую, что там то и дело шероховато, так что перед перепостом его еще постараюсь почистить более-менее. Вдруг лучше будет.)
А я вот одноклеточная) Люблю ХЭ)
Так и я люблю.) Но драма с плохим концом - то, что выносит меня куда сильнее и дольше запоминается. То, что мне хочется переводить. А хорошее почитал - поулыбался - забыл, так получается...
Он тоже дарк?
Да, он тот еще дарк, но немного другой разновидности, чем "Гнев и Дева".) У автора нет фиков с ХЭ.) Она еще один написала, теперь он на отбетке, и он тоже дарк, и я его с нетерпением жду.)
-
-
20.07.2011 в 12:26Так и я люблю.) Но драма с плохим концом - то, что выносит меня куда сильнее и дольше запоминается. То, что мне хочется переводить. А хорошее почитал - поулыбался - забыл, так получается... у меня наоборот))))
Да, он тот еще дарк, но немного другой разновидности, чем "Гнев и Дева".) У автора нет фиков с ХЭ.) Она еще один написала, теперь он на отбетке, и он тоже дарк, и я его с нетерпением жду.)
-
-
11.08.2011 в 13:32-
-
11.08.2011 в 13:37-
-
11.08.2011 в 14:05-
-
11.08.2011 в 14:13-
-
11.08.2011 в 14:26-
-
11.08.2011 в 14:30Красивый?)) Волосы цвета сливы до пояса?)) Топлесс?)) По-эльфячьи тощий?) Да кинкище один, чо уж! Экзотик!
-
-
11.08.2011 в 15:36-
-
11.08.2011 в 19:45Здесь он еще не очень несчастный, хотя они оба такие жалобные-жалобные моськи строят.)
-
-
11.08.2011 в 20:21