Surrender

[Airoanel]

Я говорила, что не буду писать по Тетради. И не буду.) Но я ничего не говорила насчет переводов.
Ну и просто, мне понравился этот фик. Мне редко когда нравится стиль английских авторов. И если он мне нравится, у фика есть очень много шансов нарваться на перевод...
Неотбечено, кто возьмется? Не знаю, бетит ли Таллушка Тетрадку...

Автор: Danielle Anderson
Переводчик: Артанис
Фэндом: DN
Пэйринг: Лайт/L
Рейтинг: R
Предупреждения: AU, OOC (!)
Разрешение на перевод: пиратское, ибо еще не успела испросить

«Любовь – это триумф воображения над разумом.» Х.Л. Менкен

Surrender

читать

Они всегда сражались друг с другом – воля против воли, и в этой битве ни один не желал поступиться другому ни в чем.
Даже в постели.
Особенно в постели.
Лайт оттачивал свою технику соблазнения годами, находя безупречные методы манипулировать людьми, чтобы достичь своего. И ни разу не терпел поражение.
Пока не встретил L, конечно.
С L дело обстояло иначе. Никакое количество «постельных» взглядов и обаятельных улыбок не захватило бы его врасплох – он умел видеть сквозь личину, и знал, что собирается предпринять Лайт. Так что Лайт воспользовался единственной возможностью, которая у него осталась, чтобы овладеть L. Прижал его к стене и ворвался языком в его рот.
Попытка вышла не самой удачной, сплошная неловкость и откровенная страсть – они целовались, кусались, и пока Лайт резко двигал бедрами, часто дыша, L поднял на него взгляд, черные глаза его были полны презрения, и младший отстраненно подумал, что это самый темный и тусклый взгляд изо всех, что он когда-либо видел. Черные, ни искорки света, просто чистая, насыщенная чернота.
Как и их текущие движения. Жесткие, насыщенные. Не приносящие удовлетворения (почему?), несмотря на оргазм, накрывающий их громадной волной, и заставляющий долго переводить дыхание.
Он ненавидит L. Правда ненавидит. Он ненавидит насмешливый взгляд детектива, когда тот смотрит вверх, на него, и в глазах его читается вызов – «и это все, на что ты способен…Кира?»
Глаза Лайта пылают яростью, и он делает толчки еще сильнее, как раз как нужно, чтобы заставить L выгнуться на кровати, до крови царапая его спину и вынуждая шипеть от боли, прежде чем Лайт снова впивается в его рот в жестоком поцелуе.
Они кончают. Лайт триумфально посмеивается, наблюдая удовольствие L, утверждающее его, Лайта, превосходство.
И когда он устало растягивается на кровати, и они оба переводят дыхание, он слышит тихую угрозу L
- Правосудие восторжествует, Лайт-кун.
Лайт смеется, но без юмора. Звучит так наивно - «правосудие восторжествует».
- И это все, что ты можешь сказать?» - насмешливо говорит он.

***
Лайт никогда не остается на ночь. L это устраивает. Обычно он не спит, до 90% времени будучи под влиянием чрезмерного количества сахара, но когда приходит Лайт, и они занимаются сексом до бесчувствия – около шести-семи раз за ночь – L хочется всего лишь свернуться калачиком и уснуть, наконец испытав облегчение, когда он слышит, как Лайт закрывает за собой дверь, и за ним щелкает автоматический замок.
Когда он спит, ему снится ливень, струи которого хлещут по его бледной коже, и Лайт, который сидит в углу, куда не достает дождь, за столом, освещенным маленькой лампой, и что-то прилежно пишет в черной, подозрительной тетради. L пытается разглядеть ее получше, в надежде понять, что это такое. Он не уверен, но ему кажется, что это нечто…недоброе, другого слова подыскать не удается.
А затем он ощущает резкую вспышку боли в руке, затем следует вспышка перед глазами, нарастающий внутри страх, затем сон прерывается, и он просыпается в пустой, красиво обставленной комнате – из окна тянет сквозняком, от лежащего на столе ноутбука доносится слабое жужжание.
Это…тревожно, по меньшей мере, потому что он знает, что Лайт никогда не остается на ночь, но все равно просыпаясь, он ожидает…ищет что-то.
Ему это не нравится.
Он не может сказать, что ненавидит Лайта, хотя уверен на 87%, что Лайт ненавидит его. Но в любом случае их сражение нельзя принять за любовь.
Когда Лайт приходит, L внимательно следит за ним, ища что-то вроде подозрительной тетради, но парень, кажется, не носит с собой ничего похожего, и L испытывает…облегчение?
Он не трус, хотя никогда не сталкивался лицом к лицу с преступниками, за которыми охотился прежде. Лайт его нервирует, но этого он не покажет.

Лайт не предполагает, что L стал к нему мягче, и наоборот.
Это просто море. Холодное. Жестокое. Стремительное.

***
(- Ты не правосудие, - выдыхает L, поддаваясь его движениям, и Лайт разрывается между желанием закатить глаза и сузить их.
(- Ты тоже, - возражает он, и поднимает голову, чтобы укусить L в шею.)

***
- Ты раньше таким не занимался, правда ведь?
L сжал зубы, и крепче уцепился за спинку кровати.
- Это имеет значение?- огрызнулся он, и вздрогнул, когда услышал темный смешок Лайта, целующего его плечо.

***
Лайт не любит общественный транспорт. Езда в нем слишком скучна, слишком бессмысленна, слишком…приземлена. Ему не нравится сидеть в уголке и наблюдать за тем, как входят и выходят люди, не знающие, что здесь находится их спаситель, по праву покаравший всех, творящих зло, и сделавший их жизнь безопасной, жизнь обычных людей, у которых нет никаких высоких целей в жизни.
Есть вещи, которые определенно может понять только L, думает он.
Пауза. Он только что подумал об L?
Невозможно.
Вокруг него беспрестанно болтают женщины, их хрупкие голоса слишком пронзительные, слишком громкие, не такие, как низкий, мягкий, убаюкивающий голос L.
Черт возьми!
Одна из женщин смотрит на него, ее глаза узкие, голубые (очевидная заслуга контактных линз, ему хочется смеяться), и он обнаруживает, что сравнивает их с глазами L – широко распахнутыми, душевными, без капли поверхностности.
O cloud-pale eyelids, dream-dimmed eyes.
И он сжимает кулаки, потому что поэзия и L не должны сочетаться.

***
- Ты правда думаешь, что это правильный путь? – требует L, жестко толкаясь в Лайта, тот делает гримасу, но не собирается уступать.
Лайт старается игнорировать старшего, концентрируясь вместо этого на движениях внутри себя.
Но L непреклонен, он наклоняется и шипит в ухо Лайту.
- Твое правосудие ювенильно. Тебе плевать на добро и зло. Не плевать тебе только на себя…
Лайт рычит сквозь сжатые зубы, словно тигр, переворачивая детектива, и терзает поцелуем губы L, желая причинить ему боль.
Но L не промах, и в ответ меняет угол движений, так, что в конечном итоге они оба захлебываются криком в оргазме.

***
Привычки других людей насчет гигиены L не особо волнуют. По крайней мере, не волновали до настоящего времени. Но когда Лайт остается ночью, это обычно ненадолго, а затем он без слова уходит. Сперва наведывается в ванную в номере L, и всегда уходит после этого. Не то, чтобы L жаловался, но ему не хочется, чтобы Лайт пользовался его зубной щеткой. Да, они могут целоваться – хотя это слишком мягкое слово для описания того, что они делают, – могут заниматься сексом, но он чертовски уверен в том, что не хочет делить свою зубную щетку с убийцей. Это в какой-то степени куда интимней секса.
Конечно, у Лайта достаточно здравого смысла, но кто знает, как далеко он зайдет, чтобы избавиться от детектива?
Так что L покупает ему зубную щетку.
Он мог бы послать Ватари за такой мелочью, но зубная щетка для Лайта, а идея покупки подарков для него новая и чуждая (хотя порой ему хотелось бы сказать то же и про лайтовские бактерии). Поэтому он отправляется в маленький магазин в гостиничном фойе, хотя ногам неудобно в теплых тапочках. Люди проходят мимо него, оборачиваются, он игнорирует эти взгляды (на что они вообще смотрят?) и принимается выбирать зубную щетку.
Можно, конечно, выбрать любую другого цвета, чем его (ярко-синяя), и уйти, но нет, он остается и рассматривает их, пока не обнаруживает ту, что подходит личности Лайта.
Она красного цвета, полупрозрачная. Он аккуратно размещает ее рядом со своей в ванной, и любуется тем, как красный контрастирует с синим. Оба эти цвета красивые, доминантные, но красная выделяется рядом с синей, словно говоря «я защищу тебя». У красной щетки изогнутая шейка, которая напоминает ему то, как Лайт наклоняется, чтобы поцеловать его…
И затем он осознает, что слишком много думает о Лайте.

***
- Почему ты все еще здесь?
Пауза.
- Это вопрос с подвохом?
- Правосудие восторжествует.
- Ты это каждый раз говоришь.
- Не хочу, чтобы ты тут находился.
Он приподнимает бровь, хотя в темноте не видно. Тихий смех ласкает, будто шелк по коже.
- Правда? – сильная рука дразняще касается стройного бедра. – И потому ты так покоряешься моим прикосновениям?

***
Наступает зима.
Сейчас поздний вечер. Лайт не приходит в гостиницу уже которую ночь, и L испытывает беспокойство, что для него необычно. Он знает номер Лайта, знает, где может его найти, но останавливает себя от того, чтобы позвонить ему, из чистой гордости.
На улице снегопад, и сумерки делают все вокруг еще красивей – L выглядывает в окно сквозь занавеси, и смотрит на редкие машины, проезжающие внизу. Людей на улице в такое время очень мало. Где же Лайт?
И неожиданно он замечает знакомую русую шевелюру, черное пальто с поднятым воротником, рядом с входом в гостиницу, и. не думая дважды, бросается вниз, опять забыв об обуви, и о том, что на улице холодно.
Он выходит на улицу, шлепая босыми ногами по холодному тротуару, снег падает на его волосы, на плечи, но он смотрит только на Лайта.
Лайт явно удивлен, видя его. Он очень изящный и привлекательный в этом приталенном черном пальто (оно новое?), и карие глаза его полны недоверия.
- Что ты здесь делаешь, L? – недоверчиво спрашивает он. – Да еще и в таком виде…ты же простудишься!»
Я должен был тебя увидеть, хочет сказать L, но не может шевельнуть губами, и просто смотрит, ничего не говоря.
Лайт трясет головой (и, кажется, закатывает глаза), затем быстро расстегивает пальто, заставляя L гадать, что он делает. (Стриптиз на улице? Быть не может.) Затем младший парень протягивает руку, притягивает L ближе, в свои объятия, которые L возвращает, обвивая руками его шею, и ощущая, как Лайт закутывает его в пальто, и наконец становится тепло.
И вот так они стоят, обнимая друг друга, на них падает снег, и это самое прекрасное мгновение, которое только может быть между двумя людьми.

***
- Я не могу прекратить думать о тебе.
- Это банально звучит даже от тебя, Лайт-кун.
- Это правда… - легкий поцелуй в мочку уха, затем губы касаются хрупкой ключицы, рука отбрасывает назад темные пряди.
- Не могу прекратить о тебе думать. Как ты выгибаешься подо мной. Какой ты узкий, когда я в тебе. – еще поцелуй, в ямочку внизу горла. – Как стонешь, произнося мое имя…
- Прекрати. – быстрый, но недостаточно сердитый выдох.
Смешок.
- Ты же не хочешь этого, Лавлиэт.
И затем снова ненасытный поцелуй.

***
L шевелит пальцами на ногах. Лайт зачарованно наблюдает. Пальцы кажутся живыми, и очаровывают его, словно кукольное представление – иногда он даже ожидает, что они начнут говорить.
L прослеживает его взгляд.
- На что ты так смотришь?
Лайт делает паузу, прежде чем ответить.
- У тебя интересные ноги.
Темная бровь изгибается.
– Интересные?..
- Хмм. Твои пальцы. Они подгибаются и шевелятся в соответствии с твоим настроением. – Лайт посмеивается. – Можно сказать, что они выражают то, что не может показать твое лицо. Или не хочет.
L смотрит на него большими глазами, затем улыбается, и улыбка его очень привлекательна.
- Очень интересный анализ, Лайт-кун. – замечает он, потирая одной ногой другую.
- Спасибо. – самодовольно отвечает Лайт, но затем замечает слегка хищный блеск в глазах темноволосого детектива.
- И…что же мои ноги говорят сейчас? – длинные пальцы поджимаются безошибочно соблазняющим, манящим жестом.
Теперь уже Лайт изгибает бровь.

***
Их занятия сексом становятся с каждым разом все более жаркими, с ноткой отчаяния, ночь за ночью. Укусы, шипение, оскорбления и поощрения, и всему свидетель только полная луна, освещающая смятые простыни. Лайт подчиняет, L поддается, затем L подчиняет, а поддается Лайт…как маятник, вперед-назад, равная опора для обоих, но признать они это не готовы, разве что в нежной ласке или касании губ, в редчайшие мгновения, когда они оба не настороже.
Затем Лайт остается на ночь.
L в такие моменты лежит, затаив дыхание и ощущая, как дыхание Лайта касается его шеи – ему кажется, что кто-то за ним наблюдает. Он вздыхает и закрывает глаза, пытаясь расслабиться, потому что…что может сделать спящий убийца с бодрствующей жертвой? Может, Лайт пока не собирается его убивать.
А может, он просто играет с ним, как кот с мышью, попавшейся ему в когти, прежде чем он съест ее. Или, возможно, он просто уйдет однажды, и L больше никогда не увидит его…
Почему-то его больше пугает мысль о том, что он не увидит Лайта, чем то, что он может его убить.
Затем L просыпается (когда он уснул, прислушиваясь к тому, как дышит Лайт?), и рядом с ним пусто, потому что Лайт ушел, а когда он заходит в ванную, оказывается, что красная зубная щетка нетронута, и неожиданно ему хочется плакать.

***
Лайт не может подыскать названия для тревожного ощущения, которое похоже на камень в груди, тяжелеющий с каждым днем. Он тяжелеет еще больше, когда он вместе с L, и ему беспокойно. Он не хочет, чтобы детектив смотрел на него этими большими, черными глазами, или когда его касаются тонкие руки, потому что в такие мгновения ему кажется, что он теряет над собой контроль.
Что с этим делать? Что я могу поделать с влюбленностью? Раньше со мной такого не было.
И он продолжает каждую ночь владеть L, цепляясь за призрак под названием Все-В-Порядке, призрак, который каждый раз заставляет его жаждать еще и еще.
Это просто секс, он вынужден каждый раз напоминать себе об этом во время их коротких встреч, пытаясь поверить, что это все – физически, ничто другое, но всего лишь похоть, плотское желание, и он совершенно точно не ощущает никакого сдавливающего грудь чувства, когда L смотрит на него, улыбается ему, не ощущает, как трепещет его сердце, когда L вздыхает во сне, не ощущает потребности защитить L, когда он кажется таким уязвимым.
Господи, мне и впрямь нужно убраться подальше отсюда.
Он всегда может все это завершить, написав одно простое имя в Тетрадь. Но ему не хватает смелости.
Так что он однажды вечером объясняется с L, сидящим по своей обычной привычке, и глядящим на него своими абсолютночерными глазами. И неожиданно горло Лайта пересыхает, словно наждачная бумага, а в голове совершенно пусто, точно на белой странице, а мозг превратился в вату, и он не знает, что сказать.
«Я больше не могу приходить,» - наконец произносит он чужие, непонятные слова, ненавистные ему самому, и даже больше, потому что L очевидно удивлен, его губы приоткрываются. И Лайт торопливо объясняет.
Что-то о хорошей работе в Китае, в городе за три часа отсюда на самолете. Он не уверен, когда снова будет в Японии, но зачем терять хорошую возможность?
Детектив молчит, и Лайт начинает паниковать, но старается это скрыть. Но его жжет огнем острая боль где-то в сердце.
L смотрит на него, затем опускает взгляд.
- Я понимаю. – говорит он тихо, точно в глубокой скорби.
Лайт хочет закричать «И это все, что ты хочешь сказать?» - но молчит, и как может сопротивляется потребности встать, и провести эту последнюю ночь, не выпуская L из объятий, прежде чем он уйдет ради того, чтобы все было хорошо. Но они оба стоически сидят друг против друга, ничего не говоря, и просто ценя последние совместные мгновения.

***
Это все Тетрадь, понимает Лайт, она стоит между ним, и его счастьем – он сидит в аэропорту, ждет самолет, листает бесконечные страницы вперед-назад, словно ища счастливый конец в любовном романе.
И все это время я думал, что…это то, чего я хочу. Мир без преступности, где я правил бы, как добрый, милосердный благодетель, мир, где только хорошим людям было бы позволено жить…но все, что я хочу…все, что мне нужно…мне нужен только L.
Он смеется про себя с легкой горечью. Ах, до чего же он был глуп, выбирая безумие вместо того, что ему необходимо. Потому что в конце концов, Тетрадь ничего не значит, если у него нет его любимого.
Любовь. Вот. Он это все же сказал. Он признал, что любит не кого иного, но L Лавлиэта.
Я люблю L Лавлиэта.
Это звучит странно. Но одновременно ничто еще не звучало так правильно.
Рюук стоит рядом с акульей усмешкой, это единственное, что можно увидеть на его лице, и Лайт решается.
Все нелепые притязания моей гордости – я отвергаю их.
На сей раз для того, чтобы все было хорошо.

***
Самолет разбился.
L наблюдал за этим по телевизору, расширенными глазами, и в сердце его была такая боль, что он даже не мог, как всегда, по привычке прикусить палец. И ему хотелось плакать, потому что он никогда еще не ощущал себя таким надломленным во всей своей жизни. Но злодеяния Киры играли, точно симфония, в его разуме, и в сердце, и он знал, что правосудие восторжествует.
Будь проклят, Кира.
Впервые в жизни он желал, чтобы правосудие не было таким жестоким.
Но затем открылась дверь, и там стоял Лайт, с мокрыми от дождя волосами, живой и здоровый, и L был ошеломлен открывшейся ему внезапно величайшей правдой в жизни.
Любовь восторжествует.
И они стояли, без слова глядя друг на друга, счастливые из-за того, что снова нашли друг друга, несмотря на все, что стояло на их пути. И затем L поднялся, и медленно направился к Лайту, у него подкашивались ноги, и он не мог поверить своим глазам – это наверняка была очень жестокая иллюзия, которую его измученным бессонницей мозг вызвал, чтобы мучить его.
Но затем Лайт обнял его, и он понял, что все это реально настолько, насколько только может быть.
Впервые той ночью они целовались не требуя, но разделяя, прикасались не чтобы ранить, а чтобы исцелить; L лежал на кровати, и у него перехватывало дыхание, когда Лайт склонялся над ним, чтобы поцеловать его губы, шею, грудь, затем устраивался между его ног. Впервые они занимались любовью.
И когда они были удовлетворены, Лайт лежал рядом, довольно вздыхая, а L свернулся у него под боком, и мягкие черные волосы разметались по его плечу, и они оба сонно смотрели в глаза друг другу, когда их губы встретились в нежном касании.

***
Утром Лайт просыпается раньше L. Он уже в кухне, когда L появляется, наливает себе апельсинового сока. Они таинственно улыбаются друг другу, и L испытывает почти смущение, потому что они впервые, из всех многих раз, проснулись вместе. И на этот раз, когда он идет в ванную, оказывается, что Лайт воспользовался красной щеткой. И это вызывает у него улыбку.
Он наблюдает, как его любовник наливает стакан сока и ему. Странно, что они оба пьют апельсиновый сок, вместо обычного кофе или чая, но L решает, что ни одному из них не нужно торопиться просыпаться и начинать новый день.
Он выходит на балкон, и смотрит вниз на город, который уже просыпается – люди идут на работу, дети едут в школу на велосипедах. Почти каждый несет зонтик, потому что последние несколько дней льет дождь.
Лайт приходит и становится рядом, и L льнет к его плечу, вздыхая, когда его талию обвивает рука любовника.
Небо над ними – океан темно-серых, мрачных туч, и солнце тусклое, выглянувшее, чтобы через миг снова скрыться за дождевой завесой, и L думает, что это утро удивительно красивое.

END