Whenever you leave

[Airoanel]

Итак, главный сегодняшний пунктик. Я его неделю била. Ибо хотела. Крайне. До такой степени, что решила угрохать в этот фанфик весь свой энтузиазм по Devil May Cry, и больше по нему фиков не писать.

Мне нужно только и делать, что извиняться, ибо там наломано дров безмерно.)

Он, кстати, немаленький...и это моя дань в последнее время проявившемуся твинцестовому увлечению, хн.)

Отдельное извинение - я почему-то не могу привыкнуть к тому, чтобы писать "Верджил". Он везде Вирджил.)

Вторая половина в комментариях. Ибо большой.

вдогонку

Еще одно. У меня нет однозначного отношения к этому фику. С одной стороны, он мне нравится, с другой стороны, что-то тут не то... Но очень прошу, можно не отзываться резко? Критику конструктивную принимаю всегда...И нужна бета, да.



Название: Whenever you leave

Автор: Starfire

Фэндом: Devil May Cry

Пэйринг: Вирджил/Данте

Рейтинг: NC-17

Жанр: драма, абсолютный romance. Я даже не знаю, как ухитрилась.

Дисклаймер: Capcom жмот. Он не отдал мне близняшек.

Предупреждение: вероятный POV Вирджила, отклонения от канона в некоторых местах, и очень, очень большое подозрение на оос.

читать

Момент, когда нужно уходить, будто ощутимо толкнул в плечо. Нельзя сказать, что Вирджил встретил его легко, но он никогда не противился неизбежному.

Он несколько минут полежал, просто глядя в потолок, слыша рядом ровное дыхание Данте, потом соскользнул с кровати. Прислушался.

Данте не шевельнулся, и лежал все так же, уткнувшись лицом в сгиб руки, полоса света из окна перечеркивала его плечи. Одеяло большей частью сползло. Как всегда.

Вирджил улыбнулся, и понял, что улыбка вышла на удивление искренней. Затем бесшумной, мягкой походкой подкрался к двери. Бросил короткий взгляд назад.

Его брат крепко спал. Все же удалось не потревожить, вздохнул про себя Вирджил. В последние два месяца он нарочно испытывал Данте. Тот всегда спал очень чутко, по крайней мере, мгновенно реагировал на его отсутствие. Особенно сначала. Затем привык, и отзывался только неразборчивым бормотанием - "куда тебя понесло, Вирдж?.."

За эти два месяца, по нескольку раз поднимаясь ночью, Вирджил достиг того, что Данте к этому привык. Не должен был, учитывая то, как хорошо они знали друг друга, но Вирджил и сам порой не прочь был обмануть сам себя.

Не как сейчас, конечно. Поэтому он вышел, второй раз так и не обернувшись, хотя ему и хотелось.

Просто в последний миг показалось, что Данте смотрит ему вслед.



***

Весна была на удивление мокрой. Данте целыми днями ворчал, всякий раз, когда бросал взгляд в окно, которое заливали потоки воды. Он не любил слякоть. Странно, но Вирджил дождь любил. Обьяснить себе это он не мог, хотя тоже не радовался, когда оказывался не под крышей, когда вчера весь день прорыдавшие небеса опять разверзались, и несчастную твердь заливали новые потоки. Когда Данте начинал ругаться особенно громко, Вирджил говорил ему, что он своим богохульствием только вызовет новый всемирный потоп, и вообще, это все его вина. Данте советовал ему заткнуться и замечал, что наказание в таком случае должно упасть и на его плечи. Хотя бы потому, что он тоже полудемон.

Вирджил все равно любил эти дождливые дни. Нельзя сказать, что были какие-то конкретные причины. Просто ему нравилось.

К тому времени он уже привык просыпаться в одной кровати с Данте, который вечно перетягивал на себя одеяло. Он лежал, заложив руки за голову, и смотрел в окно, за которым опять лило. Думать о том, что можно лежать в тепле, когда на улице так мерзко, было очень приятно. Данте во сне что-то несвязно бормотал. Чью мать через коленку?.. - мельком думал Вирджил, косясь на него. Изгиб шеи, падающие на нее несколько прядей пепельных, почти белых волос, сильные плечи, чуть золотистая кожа безупречно матового оттенка. Все, что видно.

Говорят, что на животе спят разве что черти. Не зря, видимо. Данте всегда спал на животе. Вечером он, конечно же, ложился рядом с Вирджилом, и порой засыпал тоже совсем рядом с ним - голова или на плече, или на груди, чтобы чувствовать. Чтобы быть уверенным, что он рядом. К утру позиции менялись - Вирджил на краю, Данте - развалившись на всей кровати, порой (из особой наглости, присущей ему, и во сне далеко не исчезающей) дополнительно раскинув руки, чтобы занять побольше места. На животе. Носом в подушку или в сгиб локтя. Типично.

У Вирджила ушло некоторое время, прежде чем он понял, в чем, собственно, дело. Данте просто не привык спать с кем-то, и заботиться о чьем-то еще комфорте кроме своего. Для него еще более типично, но с другой стороны... Вовсе не его вина. Зря, конечно, что он не нашел себе девочку за время его отсутствия, гадал Вирджил, но с другой стороны ему было приятно. Данте был его. Во всех смыслах. Его братом, его половиной, его единственным. Даже если у него кто-то и был, Вирджил об этом знать не хотел.

Вот так.

Он осторожно подвигал Данте с середины кровати на край, и еще некоторое время лежал рядом. Райское блаженство. Разве только, такое вряд ли испытаешь в загробной жизни. Вряд ли ему светит рай, да и Данте, несмотря на его своеобразную лояльность к людям (гуманофилию?..фыркал Вирджил), и странную привычку при пренесносном характере быть все же хорошим парнем, явно не претендент на небеса. Ну хотя бы еще потому, что демонам там не место. И полудемонам тоже.

Так что он наслаждался сейчас. Наслаждался, а потом поднимался и шел на кухню. Готовить завтрак для своего безмятежно дрыхнущего близнеца, пока за окном лил, не переставая, весенний дождь.

Данте появлялся спустя несколько минут. Вирджил никогда не успевал заметить его прихода. Наверное, потому что чаще всего был спиной к двери, так как стоял возле плиты. Данте появлялся, и с громким зевком шлепал ногами по линолеуму, громко интересуясь, будет ли на завтрак пицца. Однако в исчезающе короткое мгновение между тем, как Вирджил наконец-то ощущал его появление и первым изданным Данте звуком (ровно четверть удара его сердца), он чувствовал что-то, весьма напоминающее тонкий укол тревоги.

Тревоги Данте.

Они же близнецы, в конце концов, думал Вирджил. Им и положено чувствовать эмоции друг друга. Но порой ему очень хотелось бы не чувствовать этого укола. Потому что он слишком ясно представлял себе глаза Данте - быстро ищущие его в углу кухни, ищущие, чтобы успокоиться. Чтобы убедиться, что он здесь.

Что ж, он и сам к тому времени еще не слишком привык к тому, что они наконец вместе.

- Где моя пицца?! - взывал Данте, сидя на столе и болтая босыми ногами. Вирджил закусывал губу, чтобы не засмеяться и ставил рядом с ним на стол тарелку.

С омлетом.



Нет, правда. Он не понимал пристрастия младшего к лепешкам, посыпанным всяческими обрезками и политым вязким растопленным сыром.

Данте начинал пререкаться, даже еще не попробовав завтрак, из чистой принципиальности.

- Задница ты, Вирдж... Что это за дрянь?

- Это, позволь заметить, не дрянь. Это яйца.

- Оо. - Данте сделал гримасу отвращения и раздельно повторил. - Яйца. Отлично. Знаешь что, братец? Засунь-ка их...

- ...себе в рот. С удовольствием. Между прочим, это явно поздоровей твоей пиццы. - спокойно отозвался старший.

- Я не хочу есть эти хреновы яйца!

- Это просто яйца. - заметил Вирджил, аккуратно отрезая кусочек омлета. - И я тебя не заставляю их есть. Если слишком хочется, иди и закажи себе свою гадость в коробке. И слезь наконец со стола, уж будь так добр.



Данте бурчал, слезал со стола, и сьедал омлет. В ответ на то, что омлет едят вилкой, он только ворчал с набитым ртом, и общим смыслом этого бурчанья было то, что Вирджил ему не нянька, и ему надо бы закрыть рот. Вирджил внутренне фыркал и думал, что его братец совсем отвык есть как положено со своей дурацкой пиццей, после чего смотрел, как Данте облизывает пальцы, и понемногу забывал о своем недовольстве.

У Данте было редкое умение придавать налет эротики любому своему движению. Даже если он просто развалился на табуретке, закинув ногу на ногу, опираясь спиной о стену - передние ножки табуретки пола при этом не касались - и болтал ногой. Вирджил гадал, есть ли что-то похожее в нем самом, или это индивидуальная, врожденная способность его брата? Вполне возможно, что у Данте имелись в наличии какие-то латентные гены инкубуса. Почему бы и нет? Прекрасно бы все обьясняло.

Данте ловил его взгляд на себе, ухмылялся, нарочно потягивался всем своим безупречным телом, соскакивал с табуретки, подкинув ее при этом ногой в воздух, и уходил в ванную. Несчастная мебель стукалась об пол всеми четырьмя ножками, вызывая гневный окрик очнувшегося Вирджила ему вслед.



По улице перед их окнами текли небольшие амазонки, а в канализационную решетку извергалась миниатюрная ниагара. Вирджил простаивал некоторое время возле двери, наблюдая за ними, и щурясь, когда мелкие дождинки падали на лицо. Затем поворачивался и снова возвращался в дом.

Данте выглядывал из дверей ванной в одном полотенце, и интересовался, где он был.

Вирджил отвечал, думая, почему Данте считает, что полотенце должно быть только на голове.

Данте широко и нагло ухмылялся, выходил из ванны окончательно, и просушивал волосы, отлично зная, о чем думает старший. Натура у него была прегадкая, и Вирджил это знал. Но Данте можно было простить. _Он_ простил бы ему все. Больше, чем все. Особенно когда его брат, развалясь на диване, манил его рукой, и улыбка его из наглой, почти без перехода, становилась искушающей, чувственной. Вирджил опускался на колени рядом с ним, возле потертого кожаного дивана, и улыбался, глядя в влажно блестящие, оттенка чистого кобальта, глаза, обведенные чернильной каймой ресниц. Брал в ладони лицо Данте. Легонько гладил подушечками пальцев его уже порозовевшие скулы, наклонившись так, что черты младшего начинали расплываться перед глазами, и касаясь его губ лишь дыханием. Данте ждал несколько мгновений, затем нетерпеливо ерзал, потираясь полуоткрытыми, сухими губами о его щеку, приглашая, и явно не понимая, почему Вирджил медлит. Он сам никогда не умел проявлять терпение, а такое понятие, как романтика, в его натуре отсутствовало напрочь. Но было другое - то, о чем никто другой, хоть малость знающий Данте, не подумал бы. О том, что у него немыслимо нежные губы и гладкая, будто атласная кожа. Что всегда неряшливо (стильно! - возмущался Данте) падающие ему в глаза волосы очень мягкие, и их приятно перебирать. Что когда он возбужден, в голосе его появляются низкие, грудные, мурлычущие нотки. Что грубый, невоспитанный, хулиганистый молодой нахал может быть игривым, ласковым и просто, просто, совершенно прекрасным. Зато все это хорошо знал Вирджил. Потому что такой Данте был только его. Мог существовать только для него одного.

Он пленял губы младшего деликатно. Всегда осторожно. Это потом Данте уже мог, распалясь, впиваться в его рот, до крови царапая чуть удлиненными клыками, мог снова проявлять свою обычную несдержанность и напористость. Но Вирджил всегда начинал целовать его нежно.

Пока они занимались любовью, за окнами продолжал лить весенний, затянувшийся дождь.

Вот на этой ноте обычно заканчивалось утро.



Под вечер приходила гроза. Они за эту весну случались поразительно часто. Воздух после них пах озоном, и на некоторое время наступало затишье. Обычно с утра дождь опять поливал пропитанные водой улицы, но после грозы он на некоторое время останавливался.

Данте перещелкивал каналы на телевизоре, то и дело протягивая руку за очередным ломтем своего излюбленного лакомства. Вирджил косо смотрел на картонную коробку и возвращался к чтению. Иногда он ежился от раската грома.

Гроза никогда его не пугала, но вызывала странное инстинктивное желание прижаться к кому-нибудь. Обычно он его подавлял.

Данте не обращал на грозу ни малейшего внимания. Для него - тот же дождь, а сопровождающий грохот его совершенно не беспокоил.

Не беспокоил до тех пор, пока не мешал его занятиям, думал Вирджил, слыша, как Данте отчаянно чертыхается. У него к этому был настоящий, неоспоримый талант. И кстати, повод тоже был - после очередной яркой вспышки молнии электричество сочло за нужное отключиться, для приличия помигав.

Затем проклятия вдруг утихли. Сверкнуло - и почти сразу же прозвучал очередной громкий раскат. Было слышно, как шумит дождь.

- Вирдж? - голос младшего был слегка неуверенным. Укол. Мгновенный. Тонкой, острой иглой.

- Я здесь, Данте.

Напряжение, которое охватило его, мгновенно ослабело.

Вирджил нашел к нему дорогу в темноте, уверенно обходя мебель, ловя при новой вспышке молнии силуэт Данте на фоне стены - темный, четко обрисовывавшийся на один ослепительный миг - и снова темнота. Нашел и обнял, ощущая тепло, обвивая руками плечи младшего. Данте стоял тихо. Его нервное дыхание он хорошо ощущал на своей шее. Дыхание и тепло. Все. Больше ничего не нужно.

- Идем.

Вирджил почти благодарил вылетевшие пробки - или что там еще. Ему, честно говоря, было все равно. В свете не было нужды. Он осторожно подхватил Данте на руки - блеск - грохот - остатки возмущенного возгласа - и прошептал - "тише, родной", хотя вовсе не было потребности успокаивать младшего. Ответа не последовало.

Он отнес Данте в кровать. Все-таки, рай на земле существует.

Потом они лежали совсем рядом, обнимая друг друга, и Вирджил думал, что вовсе не обязательно теперь подавлять желание прижаться к кому-то во время грозы. И теперь уже хорошо помнил, почему оно появляется.



Так было раньше. Когда ночью начиналась гроза, он всегда просыпался - не потому, что боялся, а потому, что было неуютно спать в то время, когда небеса разрывались на части, истекая дождем. Чувство было неопределенным и размытым, но Вирджил не любил его. Он лежал очень тихо, чтобы никого не потревожить, но через некоторое время к нему под одеяло проскальзывал Данте, безошибочно определявший, спит ли старший, и сразу же все становилось на свои места. Можно было обвить руку вокруг его тонкой талии, повернуться к нему и зарыться в его волосы рукой. И сразу же становилось все равно, что творится на улице. Они прижимались друг к другу, как можно ближе и крепче, но не засыпали, нет, наоборот, рука Данте начинала неловко поглаживать его спину, плечи, он сам тихо целовал его в шею, перебирая пепельные волосы. Потом губы его касались щеки Данте, его подбородка, и наконец неуверенно встречались с полуоткрытыми, слегка дрожащими губами. На улице бушевало ненастье, а им было только по пятнадцать лет, и они пьянели от неумелых поцелуев, которыми мучали друг друга, не зная, как успокоить лихорадку, которая охватывала их. Конечно, кому бы удалось уснуть в перевозбужденном состоянии...Рука Данте поглаживала его живот, несмело скользя ниже, ниже, еще ниже. Вирджил пытался было делать то же, но было не слишком удобно - да и Данте слишком вжимался в него, на кровати ведь было не так уж просторно. Руки его тоже были неловкими, но он делал все удивительно правильно, и очень хорошо, пока они учились любить друг друга. Вирджил стонал, и ощущал, как теплая ладонь прижимается к его губам, пока губы самого Данте изучали углубление на его шее, а его рука, сжимающая его плоть, двигалась быстро, в том самом нужном ритме. И спустя несколько минут - долгая, долгая дрожь, и сдавленный вскрик, и растерянный вздох его брата. Вирджил некоторое время лежал неподвижно, пока дыхание не успокаивалось, потом до сознания доходило, как напряжен прильнувший к нему младший, и он благодарно тянулся к нему - поцеловать, а потом инстинктивно догадываясь, что делать, опускался с поцелуями вниз, лаская ладонями мальчишеское, гибкое тело, каким-то образом догадавшись, что не нужно сейчас задумываться над тем, что делать. Губы его неуверенно касались бархатистой плоти, он отстранялся, но любопытство перевешивало, а Данте, кажется, только этого и ждал, с требовательным стоном приподнимая бедра. Вскоре Вирджил уже полностью увлекался своим занятием, и это было приятно, и странно, и мысль о том, что они делают что-то запретное, в тот момент казалась чрезвычайно смутной и расплывчатой. Так было хорошо. Данте хотел этого, а значит, другое было не таким уж важным. В конце концов, они же с рождения были связаны узами куда более крепкими, чем обычные любовники. Но в то мгновение Вирджил об этом, конечно же, не думал, ему было достаточно слышать, как тихо стонет Данте, дрожа и стискивая пальцами его волосы, а дыхание его все учащается. Вирджил испуганно вздрагивал, вдруг ощущая во рту горьковатую, горячую жидкость, но не отодвигался, находя, это чем-то завораживающим. Вкус Данте.

Остаток ночи они проводили в одной постели, не засыпая до конца и постоянно чувствуя рядом присутствие другого, порой спросонья обмениваясь короткими поцелуями, будто успокаивая друг друга, хотя гроза уже утихла, и слышался только мерный шум дождя, и только под самое утро Данте перебирался к себе, и они оба засыпали так крепко, что с утра Спарда никак не мог их добудиться...



Он поворачивался на бок, и сразу ощущал, как реагирует Данте - полусонный, хриплый шепот - "ты куда?"

- Никуда. Спи. - шептал он в ответ, наугад касаясь его плеча губами. Данте издавал удовлетворенный вздох, а спустя несколько минут уже лежал на животе, лицом в подушку, и забросив одну руку на Вирджила, который тоже спал.

Гроза проходила.



***

Лето оказалось жарким. У Данте заканчивался его богатый запас ругательств, когда он пытался выразить свое отношение в сторону термометра, на шкале которого стабильно застыло +35. Вирджил помалкивал, поскольку однажды особо раздраженный Данте уже заявил, что с его приходом в этих местах климат попросту взбесился. Не то, чтобы он этого не заметил.

Данте стонал, приподнимая голову - он обычно распластывался на диване, изнывая от духоты, почти голый, и в прескверном настроении - и рукой нащупывал на столике бутылку с пивом. Когда обнаруживалось, что минут пятнадцать назад вытащенное из холодильника пиво уже нагрелось, младший находил скрытые резервы ругательств, и Вирджил чувствовал, что кончики ушей у него покалывает. Хорошо еще, что в трубочку они не сворачивались. Он знал, что вскоре, когда солнце наконец-то достигнет того затененного угла, где валялся Данте, услышать придется еще не то.

Данте стонал опять, и старший шел задергивать шторы, оставляя окна открытыми, хотя никакой прохлады в такой полудень дождаться было невозможно.

Он переносил жару молча, хотя не терпел ее. Просто так уже повелось, что Данте всегда высказывал все свое недовольство, причем громко и красочно, а Вирджил предпочитал молчать. Хотя нельзя не учитывать мысли, которые невольно появлялись. Проклятая жара.

Что радовало, так это то, что Данте совершенно терял аппетит к пицце, поскольку - и Вирджил его понимал - она была горячей. Камни перед старым домом буквально плавились. Асфальт переходил в жидкое состояние. Когда Вирджил рискнул выйти после обеда пройтись, то без солнечного удара обошлось только потому, что все-таки, он был во первых, полудемоном, во вторых, блондином, но ботинки, сплошь в липкой смоле, пришлось выбросить. Жаль, поскольку они ему нравились. Однако носить высокие, шнурованные кожаные ботинки в тридцатиградусную жару все равно являлось извращением, поэтому Вирджил не особо расстроился. Тем, что он несколько перегрелся, тоже, если только не учитывать, что у него довольно сильно кружилась голова, и младший, не прекращая ругаться, отпаивал его - к счастью, не чем-то высокоградусным, что было бы для него _крайне_ типично, а водой - угрожая, что если Вирджилу еще раз пожелается поджариться, то пусть он только скажет, и Данте мигом его застрелит. В аду тоже высокая температура и неплохие раскаленные сковородки.

Прикасаться к кому-нибудь в такую жару было практически мучением, и Вирджил обнаружил, что он мазохист. Ему нравилось прижиматься щекой к влажной, пылающей коже Данте - голова младшего была запрокинута, он бездумно смотрел в потолок. О каком сексе речь? Данте плюнул даже на тренировки, поскольку кому бы захотелось махать увесистой железякой, если до седьмого пота доводит даже лежание на диване. Ежечасно бегать в душ тоже не особо помогало.

Вирджил получил возможность полностью оценить по заслугам свою прическу - забранные вверх волосы не прилипали к мокрой от пота коже. Данте щурился, глаза его были мутно-синими, и безразличными под влажными серебристыми прядями.



- Я хочу сдохнуть...

- Это довольно легко устроить. - ответил Вирджил, бросая взгляд на часы. Еще три часа, и солнце начнет садиться. Ночью прохладно. Но до того времени младшему прийдется еще помучиться.

Данте тоже это понимал. И хныкал. Иногда казалось, что он так и не повзрослел...

- Вии-ииииииирдж...знаешь, я совсем не против, чтобы ты сейчас меня проткнул катаной...

Он лежал на кровати, раскинув руки, и смотрел в потолок, полуприкрыв глаза. Тридцать восемь, вполне возможно, что даже больше, думал Вирджил, глядя на термометр, который, кстати, был в тени.

Данте повернул голову, когда он пошел к двери.

- Куда ты?.. - сквозь муть его опять кольнуло.

- За Ямато. - кратко ответил Вирджил.

Он вернулся спустя несколько минут. Подошел к младшему, валяющемуся на постели, и высыпал на него полное ведерко ледяных кубиков. Вопль Данте было слышно, наверное, за несколько кварталов, несмотря на то, что в жаркую погоду звук распространяется плохо.

После того, как первая порция выданных рефлекторно ругательств закончилась, последовал долгий, сладострастный стон.

- Мммм....Вирдж... - пробормотал Данте, когда Вирджил прижал ладонью к его спине пару быстро тающих ледяных кусочков и помассировал. Струйки ледяной воды стекали по гладкой коже. Он наклонился и слизнул одну, ощущая солоноватый вкус пота. Оседлал бедра младшего, продолжая свои действия, протянув руку, подобрал еще несколько упавших на покрывало кубиков, и потер одним шею Данте. Хотелось бы, чтобы порой его брат не стонал так эротично. В конце концов, можно ведь и махнуть рукой на нежелание заниматься любовью при жаркой погоде...



Он приподнимался, подталкивал Данте, переворачивая его, и проводя полурастаявшей льдинкой по его груди. Сочетание прикосновения льда и разгоряченной кожи - контраст из самых приятных в этом грешном мире. Лед таял быстро. Вирджил с улыбкой наклонялся над братом - Данте шипел сквозь зубы, когда он обводил кружок вокруг соска - один, другой, затем вокруг другого, так же медленно вниз, к пупку, оставив льдинку в его впадинке. Подобрать еще один. Данте издавал громкий полувздох-полустон, порозовевшими губами обхватывал предложенный лед. Вирджил отнимал его, припадал к ним сам, сперва как всегда, легко, потом уже впиваясь в них всерьез, отвечая на жесткий поцелуй Данте, когда тот пытался одержать верх. Между их телами, тесно прижатыми друг к другу, попало несколько ледышек, и это так легко и просто сводило с ума. Данте терся о него, не отрывался от губ, руки грубо сжимали бедра старшего. Неожиданно становилось все равно, плевать с Темен-Ни-Гру на зной, хотелось до безумия, до полного истощения заниматься сексом, и во всем был виноват Данте, извивающийся под ним. Вирджил рычал, срывая с его узких бедер шорты, которые младший на себе еще терпел, хотя явно боролся против искушения ходить совершенно голым, дергал ремень собственных брюк - дело было не в стыдливости, а в принципиальности - рывком поднимал ноги Данте себе на плечи. Его близнец часто, хрипло дышал, повернув голову набок, знойной, дымчатой мути в его глазах больше не было, зато пылал дьявольский огонек, который обычно наблюдался, когда он был распален боем. Частичка кровожадного адского зверя в теле гибкого, беловолосого, сильного мужчины. Вирджил умел скрывать свою, такую же. Самоконтроль почитался им превыше всего, и он владел им в совершенстве. Но сейчас было не до самоконтроля, потому что Данте уже ерзал под ним, бесстыдный, как всегда, как всегда нестерпимо желанный. Его вторая половина. Жара доводила их до того, что не оставалось времени на нежность, оставалась лишь отчаянная, адская потребность в каждой клеточке тела.

Вирджилу под руку попадал еще один ледяной кусочек, он полуинстинктивно хватал его, и не спеша потирал о подрагивающее бедро Данте, опускал руку ниже, кончиками пальцев касаясь белых завитков. Лед таял почти мгновенно, от соприкосновения с горячей плотью, ручейки холодной воды заставляли младшего дергаться, глотать проклятья, сорванно обещать Вирджилу пулю в голову - или в задницу - если он сейчас же не возьмет его. Вирджил соглашался и брал, вырывая у Данте еще один сдавленный вопль, а потом начинал с силой двигать бедрами, уже не заботясь об осторожности. Их ритм очень скоро становился диким, неконтролированно быстрым, Данте сжимал его предплечья, кусая губы, слыша неровное дыхание брата, короткие стоны, которые стимулировали не хуже, чем его ритмичные, мощные движения внутри. Вирджил всегда любил, когда Данте выдыхал его имя, и знал, что делать, чтобы младший кричал уже вголос, впиваясь пальцами в его кожу, царапая ее в чувственном забытьи. Оставалось немного, совсем немного, он это чувствовал, заглушая вскрики Данте поцелуями, пока брат, запутываясь пальцами в серебристо-белых прядях, притягивал его голову еще ближе, не переставая толкаться бедрами навстречу. Он знал, что оставалось чуть-чуть, но взрыв заставал врасплох, Данте под ним напрягался, содрогаясь в оргазме, и весь мир исчезал в ослепительном белом свете...

...Кровать была мокрой из-за растаявшего льда. Данте лениво, почти нехотя ругал Вирджила за это, но не шевелился. Сладкая истома в теле не позволяла.



Под пальцами, скользящими по витой цепи, медальон был прохладным. Вирджил наматывал цепь на палец, вертел алый оправленный камень, в котором взмелькивали искорки. Другой такой же - отличалась только цепочка (немного другое плетение, темный металл), был на шее Данте. Массивное, не самое изящное украшение. Оно шло Данте, шло куда больше, чем старшему близнецу, хотя это вовсе не означало, что Вирджил собирается снять свое. Если уж речь заходила об этом, он предпочитал просто не носить камень поверх одежды. Это, и еще - он всегда предпочитал синий цвет красному, точно так же, как Данте - наоборот.

Он закрыл глаза, ощущая тяжесть разлохмаченной, пепельной головы Данте на плече - его брат спал рядом, на животе. Забросив на него ногу. Собственник. Или не в этом дело?

Нет, не в этом...

Виной всему была жара. Из-за нее накатывала дремота, дурманящая и тяжелая, снились короткие, бессмысленные обрывки, что-то совсем уж потустороннее. Или наоборот.



Он вздрогнул, открыл глаза, посмотрел вверх, в глаза матери, которая внимательно смотрела на него, уперев руки в бока.

- Опять? - голос Евы был грустным. - Поссорились, да?

Вирджил сощурился и отвел глаза, не желая отвечать. В свои шестнадцать он хорошо уяснил, что пререкаться с родителями не стоит. В конце концов, он был не Данте. Он был примерным ребенком, отличным сыном. Контраст - покладистый умница Вирджил, и безалаберный хулиган Данте. Порой ему казалось, что близнецы они только по какому-то недоразумению, и чисто внешне. Особенно когда они ссорились. А это происходило часто. По любому поводу. Взрослея, они оба становились в равной степени нетерпимы, хотя внешне спокойный, бесстрастный Вирджил вовсе не смахивал на задиру Данте, готового доказывать свое превосходство всему миру в любой подходящий (или совершенно неподходящий) момент.

- Так в чем же дело? - иногда его мать умела быть настойчивой. Если бы спрашивал отец - здесь волей-неволей пришлось бы ответить. Спарда не любил упрямого непослушания. Вирджил пожал плечами - он не помнил. Когда приходилось вспоминать, с чего, собственно, началась их очередная ссора, он обнаруживал, что сделать это практически невозможно. Когда на него находило - а это было часто - Данте мог быть на редкость раздражающим, и кто вспомнит, какой по счету ехидной репликой ему все же удавалось выводить из равновесия своего спокойного брата. Дело дошло до рукоприкладства - вернее, мечеприкладства, поскольку они тренировались, и шутливая драка вскоре превратилась в уже нешуточные попытки навредить. Ничего особенного в этом не было - ведь не убили же они друг друга, а любая царапина или даже рана затягивалась в несколько минут. Но тем не менее, Данте сам растерянно отвел меч от горла Вирджила, глядя на длинный, глубокий порез, который оставило лезвие Ребеллиона. Кажется, он даже сожалел о том, что не сдержал меч - хотя если бы в последнее мгновение он все же не уменьшил силу удара, порезом дело бы не ограничилось. Тогда Вирджилу, ослепленному яростью из-за того, что он оказался побежден, было глубоко без разницы - он стер кровь, пружинящим шагом подошел к отлетевшему в сторону Ямато, подобрал катану и ушел, проклиная про себя Данте и почти ожидая насмешливого окрика в спину.

Нет, ничего не было.

- Вирджил... - печально произнесла Ева, присаживаясь рядом. - Хотела бы я, чтобы вы наконец перестали...

Что именно, она не закончила, очевидно имея ввиду, что в один не самый прекрасный день они поубивают друг друга. Старший вздохнул, теребя медальон. Он знал, что мать права. Был бы у Данте менее противный характер...

- Тем более, что вы ведь все равно любите друг друга. - неожиданно заметила Ева, и слегка улыбнулась, а затем уже сурово добавила. - А теперь, молодой человек, найди своего брата, помирись с ним, и немедленно идите обедать. Оба.

У Вирджила была неплохая интуиция по поводу того, когда можно не послушаться, а когда возражать Еве из чистой упрямости столь же опасно, как и Спарде. Сейчас был второй вариант.

Данте обнаруживался там же, где они и дрались. Ребеллион был небрежно воткнут в землю, младший лежал под деревом, закрыв глаза. Вирджил уже настроился разбудить его легким пинком, но Данте открыл глаза, как только он оказался в трех шагах, и покосился на него, молча, но виновато.

- Мать звала нас обедать. - Вирджил нарочно выбирал нейтральный тон. - Причем немедленно.

Виноватый вид младшего усилился - взгляд его зацепился за испачканный кровью воротник рубашки Вирджила. Тот внутренне поежился, заметив это. Ева наверняка все поняла.

- Вирдж... - тихо, но отчетливо произнес Данте, с явным усилием глядя на него - или немного мимо него.

- Мм?

- ...

- Что?.. - недоуменно свел брови Вирджил, не разобрав того, что пробормотал Данте.

- ...извини. - проворчал Данте, отвернувшись в сторону.

Это было очень странное чувство. Смесь какой-то разновидности удовлетворения и несколько неуместной нежности. Вирджил нашел, что оно ему нравится, и позволил голосу смягчиться, одновременно ответив мрачноватой улыбкой.

- Ладно. Прощаю. Теперь поднимай свою задницу и идем есть.

- ...

- А?..

Он зря наклонился, пытаясь расслышать. Данте молниеносно выбросил руку, хватая его запястье, и дернул на себя - против неожиданности все отточенные рефлексы оказались бессильны, да и поза у него была неустойчивой, и Вирджил свалился прямо на брата, который не теряя времени, прижал его собой к земле, и прервал возмущенное восклицание жадным поцелуем.

Нельзя сказать, что Вирджил долго сопротивлялся. Даже наоборот, сам притягивал голову Данте ближе, запутавшись пальцами в волосах на его затылке, и был почти не против, когда руки младшего забрались под его рубашку. Он одобрил бы и продолжение, если бы их не прервал голос Спарды, который явно вышел в сад поискать сыновей.



Они очень торопливо отпускали друг друга, и когда Спарда наконец обнаруживал их, между ними уже было расстояние в несколько шагов, и ствол дерева. Вирджил сосредоточенно откидывал назад волосы, Данте тщательно отчищал о штанину вытащенный из земли Ребеллион.

Вирджилу всегда было любопытно, означала ли чуть насмешливая улыбка отца то, что он все прекрасно понимает. В конце концов, обмануть древнего демона представлялось почти невозможным. Тем более, что он запоздало понимал, что Данте каким-то образом уже ухитрился наполовину расстегнуть его рубашку, а сам он невесть когда успел оставить след от поцелуя на его шее. Как раз в тот момент в линзе монокля Спарды отражался солнечный блик, и старшему не удавалось уловить лукавый блеск в умных, бездонно глубоких глазах. Их отец никогда не подавал никакого виду о том, что ему известно о шалости сыновей, и хотя подозрение Вирджила порой становилось почти убеждением, он помалкивал. Тем более что улыбка мгновенно сменялась суровым выражением.

- Дети, разве мать не говорила, что ждет вас обедать? - замечал демон, хотя весьма походило на то, что он тщательно скрывает улыбку в уголках губ. - Если ее вы не слушаете, извольте слушать меня. Немедленно в дом. Вирджил, застегни рубашку. Данте, хватит оттирать Ребеллион, он уже зеркальный. Марш!

Не дожидаясь их, он поворачивался и уходил, и, следуя за ним, Вирджил украдкой касался руки Данте, получая в ответ весьма обещающий взгляд. После обеда оставалось полно времени для новых тренировок...



Когда Вирджил открывал глаза, было уже почти темно. После захода солнца наконец наступала долгожданная прохлада. Он поглаживал кончиками пальцев волосы Данте, ощущая невесть откуда взявшееся беспокойство, затем снимал с себя его руку, сдвигал на другой край постели. Долго смотрел на своего близнеца - Данте ровно, медленно дышал, не реагируя на то, что ладонь Вирджила гладила его по волосам, осторожно убирая серебристые пряди, упавшие на глаза, чтобы посмотреть, как изредка вздрагивают его ресницы в глубоком сне. Но как только он поднимался с кровати и подходил к окну, Данте мгновенно, так и не просыпаясь до конца, приподнимал голову, и Вирджил уже почти не обращал внимание на колкое чувство.

- Я здесь, Данте. Я никуда не ухожу.